Буридан

Наконец настал момент, когда Буридан вынужден был признаться, что он пока даже и думать не может о том, чтобы уехать из Парижа. Мабель поинтересовалась, почему.

— Но, дорогая матушка, — сказал Буридан, — вы говорите о бегстве, о поисках прибежища в какой-нибудь далекой провинции или даже на чужбине, к примеру, где-нибудь в Бургундии.

— Я говорю о Бургундии, потому что там ты родился. Но если тебе больше нравится другой край.

— Нет, если мы бежим, мы отправимся туда, куда вы сами пожелаете; вот только есть ли у нас деньги? Мне нужно их где-то добыть.

Мабель улыбнулась, взяла сына за руку, подвела к ларю для продуктов, приподняла крышку и показала, укрытые тряпками, два сундучка, доверху набитые различными украшениями и золотыми монетами. Юноша радостно вскрикнул и принялся наполнять карманы.

— Бигорн, Гийом и Рике будут счастливы, — сказал Буридан, — так как, матушка, мои друзья поедут с нами. Они всегда были рядом со мной в часы опасности.

— Хорошо. Впрочем, здесь золота столько, что хватит на всех. Как видишь, нашему отъезду ничто не препятствует. Поезжай за своими товарищами, и будем собираться в путь.

Буридан отвел Мабель в сторонку и сказал:

— Я не уеду, пока не вызволю Филиппа и Готье д'Онэ.

Мабель вздрогнула. Буридан продолжал:

— Простите, матушка, за то, что вместе с этими именами пробуждаю в вас ужасные воспоминания, но если я уеду, оставив их умирать, даже не попытавшись совершить все возможное и невозможное, чтобы спасти их, мне кажется, я не смогу жить в мире с самим собою.

— Тогда поезжай, сынок, — сказала Мабель, тяжело вздохнув.

— Это еще не все, — промолвил Буридан. — У меня есть для вас новости об отце и матери Миртиль.

— Так Ангерран де Мариньи?..

— Арестован!..

— Маргарита Бургундская?..

— Тоже арестована!..

Мабель подняла глаза к небу. Последний отблеск ненависти и удовлетворенного возмездия пробежал по ее лицу, как пожар, который затухает, мелькнув в ночи последней искоркой. Затем холодно, не испытав особого удивления от этого двойного и знаменательного события, она спросила у Буридана, как именно все произошло.

В том, что касалось Мариньи, Буридан привел рассказ Тристана, согласно которому первого министра погубила ненависть графа де Валуа.

Это имя «Валуа» Буридан произнес, не в силах сдержать дрожь, но Мабель, услышав его, и бровью не повела.

В том же, что касалось королевы, Буридан поведал, как он хотел спасти Мариньи, как отправился в Нельскую башню, как король, будучи предупрежденным Страгильдо, услышал его обвинительную речь и признания Маргариты.

— Это судьба! — прошептала Мабель, как несколькими днями ранее прошептал сам Буридан. — Пятнадцать лет я грезила, придумывала планы мести, каждый из которых затем казался мне химерическим, но Маргариту сразил случай, причем путем самым что ни на есть естественным. Сразил именно так, как я того и хотела, в том самом месте, где и должен был сразить, а главное — посредством кого!..

Еще несколько минут Мабель предавалась неким мрачным размышлениям, затем, отдав дань той особой задумчивости, которая всегда охватывает нас перед лицом событий, связи между которыми мы не улавливаем, она наконец обратила взор на сына.

— Надеюсь, ты не станешь и дальше пытаться спасти Мариньи?

— Нет, матушка. Я уже сделал то, что был должен. Думаю, в данный момент никто на свете не сможет помешать королю отомстить этому человеку. И тем не менее.

— Что? — встрепенулась Мабель.

— Ничего, матушка. Погляжу, как будут развиваться события.

— А королеву? — промолвила Мабель. — Ее ты тоже хочешь спасти? Ее, у которой нет ни капли материнского чувства, ни капли простой человеческой жалости к Миртиль, ее, которая всегда ненавидела свою дочь, потому что видела в ней лишь соперницу!

Буридан вздрогнул.

— Пусть свершится высшее правосудие, сынок, — продолжала Миртиль, — или же, боюсь, тебя поразит та же молния, которая угодила в Маргариту.

Буридан опустил голову и пробормотал:

— Миртиль будет так страдать.

— Ничего ей не говори! — живо промолвила Мабель. — Я сама, когда придет время, сообщу ей о смерти Мариньи и Маргариты.

— Это будет для нее таким потрясением! Узнать, что ее отец и мать были казнены в одно и то же время, да и казнь эта, полагаю, будет из самых страшных!

— Она ничего не узнает, — спокойно сказала Мабель. — На эту ужасную трагедию я накину покров тайны, приподняв для Миртиль лишь незначительный уголочек этого покрова. Конечно, она уедет отсюда с болью в сердце, так как она сохранила самые нежные воспоминания о том, кого продолжает называть Клодом Леско, но она никогда не узнает, как и почему умерли ее родители. Что до королевы, то, слава Богу, если сердце Миртиль и преисполнено к ней состраданием, я не обнаружила в этом сердце ни единого следа той глубокой дочерней любви, коей я опасалась. Миртиль едва ли осознает, что королева могла быть ее матерью. Будет несложно внушить ей, что ее матерью была некая знатная дама, которая умерла, дав ей жизнь. Такой истории, кстати, придерживался и Мариньи. Все прочее для нее теперь будет казаться всего лишь сном.