Буридан

У подножия холма четверо мужчин привязали лошадей к деревьям. Подняв руку, Страгильдо указал Валуа на мерцавшие вверху огни.

— Миртиль! — тихо прошептал итальянец.

— Вперед! — прохрипел Валуа, дрожа от некой ужасной радости.

И они начали подниматься.

XXIII. ТЕМНИЦЫ ТАМПЛЯ

Позволим же графу де Валуа, сопровождаемому Страгильдо и его людьми, закончить восхождение на Монмартрский холм, куда тот направился с уверенностью, что захватит там Буридана и его спутников, а сами же, вместе с читателями, спустимся в подземелья Тампля, куда мы уже имели возможность проникнуть вслед за королевой Маргаритой Бургундской.

Для этого нам нужно вернуться к той минуте, когда, после провала дерзкой попытки, задуманной Ланселотом Бигорном ради спасения несчастного Филиппа, был схвачен Готье д'Онэ.

Итак, Готье был внезапно окружен двумя десятками вооруженных людей и тюремщиков и, весь подобравшись, втянув голову в плечи, несколько секунд еще защищался за счет вращательных движений своей огромной рапиры.

В столь печальных обстоятельствах рапира Готье показала себя с самой лучшей стороны: свидетельство тому — шестеро убитых из числа нападавших.

— Тысяча чертей! — проревел сей славный Готье своеобразную эпитафию. — Один готов! А вот и второй разрублен пополам! О! Вот и третий упал с пробитой головой! Отлично! А ты, милейший? Бац! И прямо в горло! Кто хочет еще? А! Разбойники! А! Дьявольские отродья! А! Да я вас.

Больше он ничего сказать не успел.

На него набросилась вся шайка разом, и спустя мгновение два десятка человек окружили гиганта плотным кольцом. Со сломанной рапирой, связанный по рукам и ногам, он упал словно сноп — ослепленный кровью, оглушенный градом посыпавшихся на его голову ударов, дышащий как загнанная лошадь, оскорбляющий и провоцирующий противников, все еще угрожающий отрезать им уши и даже наполовину исполнивший свое обещание, так как, уже падая, он исхитрился укусить одного из нападавших, отхватив у бедолаги кусочек уха.

Так пал отважный Готье. Его подняли и, трепещущего, унесли в подземелья, где, по приказу графа де Валуа бросили в недра черной дыры, которая была камерой.

В первый час Готье не видел ни зги, во-первых, потому, что в этом закутке стояла кромешная тьма, а во-вторых, потому, что сам он был без сознания.

Когда по прошествии неопределенного периода времени пленник пришел в себя, то прежде всего начал с того, что ощупал все свои члены и констатировал, что ничего себе не сломал и, за исключением нескольких ушибов на голове, даже не получил ранений.

— Не умер, — проворчал Готье. — Ха! Но от этого мне не легче. Что они со мной сделают? Повесят за шею или за ноги? Бросят в кипящий котел? Полагаю, я предпочел бы оказаться обезглавленным топором мэтра Каплюша. Гм! Так что же все-таки я предпочел бы?..

Следующие час или два Готье провел за перечислением видов смертей, которые могли его ожидать, выбирая такую, какая пришлась бы ему по душе, — занятие это если и не принесло ему никакого облегчения, то и никакого вреда тоже не причинило.

Наконец он заключил:

— Думаю, все это мне ничуть не подходит. Полагаю, я предпочел бы убраться отсюда, тем более что я голоден.

То была правда. Он был голоден. И это стало для него новым источником для размышлений, так как Готье принялся перебирать в уме все славные пирушки, которые он закатывал вместе с такими же веселыми товарищами, как и он сам. Он находился уже на некой оргии, которой когда-то предавался на улице Валь-д'Амур, и, облизывая губы, прокручивал в своем воображении те различные блюда, что были им поглощены в тот вечер, как вдруг осекся и моментально вскочил на ноги.

Совсем рядом, в этой же камере, кто-то издал нечто вроде хриплого вздоха, — так, по крайней мере, ему показалось.

— Эй! — произнес Готье. — Так в этом аду я — не один проклятый?

Он весь обратился в слух, но никакого ответа не последовало. Однако же в глубине этого молчания Готье уловил некое сдавленное дыхание.

В камере определенно кто-то был. Но кто? Но что? Готье не имел ни малейшего представления о том, что за спутник находился с ним рядом.

— Зверь или человек, отвечай! — сказал он, начиная уже испытывать суеверный ужас.

Так как — полагаем, мы об этом уже упоминали, — в Тампле[11] водились привидения, призраки мессира де Молэ и его товарищей регулярно появлялись там по ночам.

Готье слушал во все уши. Дыхание, которое он уловил, было теперь очень отчетливым; то было дыхание короткое, свистящее, — так дышит тот, кто страдает.

Готье почувствовал, как у него на голове встают дыбом волосы. Но так как он был отважен, то решил предпринять последнюю попытку поговорить с непонятным существом, что обитало в этой темнице. Наши читатели здраво решат, что Готье, должно быть, обследовал свою темницу на ощупь, потому что так бы он не преминул обнаружить неизвестного, чье дыхание он слышал. На такие предположения наводит наших читателей рассудок современный, освобожденный — по крайней мере, мы на это надеемся — от суеверий.