Буридан

Он хотел того, чего хотят все те несчастные, что любят: он хотел луч надежды! Хотел услышать, что он ошибается, что неоспоримая реальность есть ложь и неправда, что Маргарита ему верна!..

Вот что этот несчастный молодой человек явился искать в камере Филиппа д'Онэ, — надежду! Или хотя бы сомнение!

О, только бы хоть на миг поколебать эту ужасную уверенность! Только бы он снова смог сомневаться, выдумать себе доказательства невиновности любимой!..

Это вернуло бы его к жизни.

Бедняга Сварливый, уже сварливым и не выглядевший, склонился над агонизирующим Филиппом.

— Сир, — пробормотал Готье, — мой брат умирает…

— А я?.. Я тоже ношу с собой смерть. Он умирает в Тампле, я же умру в старой крепости, что стоит на берегу этой реки. Вот и вся разница между нами. Отойди же, Готье д'Онэ, так как я должен узнать!..

Король говорил голосом столь разбитым, что Готье на пару шагов отступил.

Итак, Людовик склонился над агонизирующим и промолвил:

— Раз уж ты умираешь, раз уж вскоре предстанешь перед Всевышним, судьей твоим и моим, заклинаю тебя сказать мне правду. Быть такого не может, чтобы, стоя одной ногой в могиле, христианин решился солгать и тем самым обречь свою душу на вечные муки. Послушай же, Филипп д'Онэ, послушай своего короля, который явился к тебе и говорит с тобою: я знаю, что ты не можешь ответить голосом. Но ты можешь хотя бы подать знак, через который я пойму.

В этот момент Филипп открыл глаза.

Взгляд его встретился со взглядом короля.

Глубокая дрожь пробила Филиппа д'Онэ!..

Уж не узнал ли он того, кто склонился над ним? Мужа Маргариты?

Уж не вернуло ли умирающему это последнее прикосновение близкого человека хоть на пару минут остатки разума?

Уж не сделал ли голос Людовика X то, чего не смог сделать голос Готье?..

Возможно!..

Так как в эту последнюю секунду глаза умирающего оживились огоньком понимания, и, собрав последние силы, Филипп сумел немного приподняться, словно для того, чтобы приблизиться к тому, кто с ним говорил!..

— Ты узнаешь меня? — спросил Людовик дрожащим голосом. — Узнаешь во мне своего короля?

«Да!» — отвечал утвердительный знак Филиппа. Король содрогнулся, тяжело вздохнул и уже более тихим голосом продолжал:

— Намерен ли ты сказать мне правду перед Господом, который тебя слушает и ждет?

Умирающий отвечал тем же утвердительным знаком, и знак этот был столь торжественным, столь величественным, что у супруга Маргариты отпали последние сомнения.

Некая горькая и ожесточенная радость проникла в душу Людовика.

— Тогда слушай: ты знаешь, о чем и о ком я хочу с тобой поговорить? Ты знаешь, что я пришел поговорить с тобой о Маргарите Бургундской?..

Глаза Филиппа просияли.

Но в этот момент чей-то глухой голос, с интонациями смертельной ненависти, пробормотал позади короля:

— О Маргарите Бургундской! Развратнице из Нельской башни!..

Король резко распрямился, обернулся и прорычал:

— Кто это сказал?..

— Я, — отвечал Готье д'Онэ.

Король был мертвенно-бледным. Зубы его стучали.

По лицу струился пот, более холодный, чем тот, что выступил на висках умирающего.

Правда! Ужасная правда! Разве он не знал ее?..

Нет! Того, что он знал, было недостаточно! Большое счастье и несчастье имеют то общее, что вы не желаете, не можете поверить, и приходится собирать доказательства.

Правда! И этот человек собирался не просто открыть ее, но повторить, вбить еще глубже в мозг Людовика.

— Ты лжешь! — завопил король. — Лжешь! Супруга короля Франции не может быть той, кем ты ее называешь!..

— Послушай, король! — проворчал Готье, выходя из себя и уже сжимая кулаки. — Я могу тебе все сказать, потому что сам все видел и слышал! Я сам входил в эту кровавую башню! Поднимался в зал оргий!.. Поднимался туда вместе с Филиппом, не так ли, брат?..

Готье повернулся к Филиппу и разинул рот от изумления. Умирающий стоял на ногах!.. Агонизирующий надвигался на него!..

— Говори! Говори! — проревел Людовик Сварливый. — Даже если меня убьет то, что я услышу, я хочу, чтобы ты рассказал, что видел, что слышал в Нельской башне?..

В этот момент Филипп подошел уже вплотную к Готье, обхватил его руками, и его уже холодная от близкой смерти ладонь закрыла брату рот.

Готье понял!.. Последней мыслью Филиппа была все та же священная для него мысль, и, даже умирая, он все еще хотел спасти королеву!

Готье увидел прямо перед собою это бледное лицо, почувствовал на своих губах эту судорожно сжимавшуюся руку, и тогда он испытал тот же неистовый гнев, который уже дважды или трижды вызывала в нем смертельная обида на брата.

Он резко отстранил руку умирающего, который, вцепившись в него, еле держался на ногах.

— А! — взревел Готье. — Ты и сейчас готов жертвовать нами ради этой потаскухи! Меня, твоего брата, Буридана, Гийома, его друзей, себя самого — всех нас, Филипп, ты принес в жертву Маргарите Бургундской! Довольно. Пусть же и ее постигнет та участь, которая ждет меня и уже постигла тебя. Слушайте же, сир.

И вновь холодная рука легла на рот Готье.

В глазах Филиппа стояла отчаянная мольба.