Буриданы

В гостиной горели керосиновые лампы, дававшие света куда меньше, чем электрические лампочки, но все-таки больше, чем свечи, которыми многим приходилось довольствоваться. Посреди комнаты дымило его главное «на всякий случай» приобретение — небольшая чугунная печь; в августе он ее купил за вполне сносную цену, сейчас такая же, но похуже, стоила бешеных денег. Да, ныне в намного более благоприятном положении оказались те москвичи, у которых не было модных новинок вроде газа или электричества, а самые обыкновенные печь или плита, для них пару веток всегда можно было где-то подобрать — а вот их дом, оснащенный всеми прелестями цивилизации, превратился в ловушку, не имевшую выхода. То есть какой-то выход, конечно, был — найти и себе подобное «варварское» жилье, но Марта не соглашалась бросить квартиру, да и Алекс не хотел так просто ее покинуть, ведь, кроме нее, после ликвидации магазина у него почти ничего не осталось. Правда, уже шли слухи, что дома тоже будут национализированы, — но успеют ли это провернуть, возможно, власть большевиков рухнет раньше?

Дымохода в комнате, конечно, не было, дым из печи выходил по трубе, подведенной к окну, потому все вокруг уже покрылось копотью; во сколько в один прекрасный день, когда все закончится, обойдется ремонт, можно было только гадать — но благодаря этому забавному нагревательному прибору они все-таки как-то жили — правда, Лидия с ее слабым организмом уже заболела, да и Герману это тоже вряд ли пойдет на пользу…

— Папа, ты наверняка голодный. Сейчас я накрою на стол.

София поспешила на кухню, Виктория побежала ей на помощь, Герман же проковылял к дивану, на котором лежала открытая книга.

— Газ дали?

— На полчаса. Мама успела сварить картошку. Хотела приготовить и соус, но огонь погас. Она так огорчилась, что заплакала.

Бедная Марта! После относительного выздоровления Германа она успокоилась и как будто словно расцвела снова, последние пару лет они много ходили в театр, принимали гостей — но трудности, которые неожиданно свалились им на голову, сделали жену нервной, а что касается хозяйства, тут она никогда не блистала.

Алекс пошел к двери спальни и прислушался — изнутри слышалось тихое пение Марты: «Va pensiero...» Он приоткрыл дверь — жена пристроилась на стуле рядом с кроватью и не заметила его, но Лидия сразу села в постели и молча, драматическим жестом протянула обе руки. Алекс подошел, обнял дочь и поцеловал в лобик — тот был горячий.

— Помнишь, я уже вчера сказала, что Лидия мне не нравится, — пожаловалась Марта вместо приветствия.

— Температуру измерили?

— Тридцать восемь и пять. Я пригласила Сперанского, он послушал легкие, сказал, что там все чисто, обычная простуда.

Главным достоинством этого дома было то, что врач всегда под рукой. Кто только не жил в этих семи корпусах — хирурги и терапевты, гинекологи и офтальмологи. Когда Август Септембер где-то обзавелся дурной болезнью, нашелся и на это нужный специалист…

— Август ходил регистрироваться? — вспомнил Алекс.

— Сказал, что в милиции был обеденный перерыв, обещал завтра пойти снова.

В квартиру профессора естественных наук Набокова уже вселили в порядке «уплотнения» рабочую семью с тремя беспрерывно орущими детьми, Алекс решил упредить опасность и сам взять себе квартиранта, по крайней мере на бумаге.

— Папа, а «Мюр и Мерилиз» открыли? — спросила Лидия.

В конце августа они со всей семьей ходили в универмаг покупать старшим детям одежду для школы, Лидии там понравилась одна широкополая шляпа, Марта, «по педагогическим соображениям», запретила выполнять каприз дочки, но Алекс все равно тихонько обещал Лидии, что подарит ей шляпу на Рождество. Теперь до праздников осталось совсем немного, а универмаг был закрыт, Лидия поняла это из разговора родителей и каждый вечер спрашивала, «не открыли ли еще», — она не знала, что Алекс тогда же, осенью, тоже «на всякий случай», уже купил подарок.

— Еще не открыли, но откроют, — утешил дочку Алекс.

Он поцеловал Марту в волосы, пожелал Лидии спокойной ночи и вернулся в гостиную. Стол был уже накрыт, но Алекс хотел сперва посмотреть, чем занимается Эрвин, и заглянул в комнату мальчиков. Там было еще темнее, чем в гостиной, горела только одна лампа, Эрвин лежал на животе, опираясь на локти и натянув одеяло на голову, и читал книгу. Услышав скрип двери, он повернул голову и сразу спросил:

— Папа, кто такие гегуноты?

— Гегуноты? Впервые слышу. Откуда ты это взял?

— Из книги. Вот, посмотри.

Алекс подошел и взглянул — действительно, палец сына указывал на такое слово.

— А ну-ка, дай, я посмотрю вблизи…

Он взял толстый том, нашел начало предложения: «Из Лувра новость распространилась по всему городу, очень обрадовав гегунотов...» — и почесал затылок.

— Папа, это же опечатка! Там должно быть — гугеноты, — засмеялся Эрвин, довольный, что ему удалось провести отца.

— Ах, как скверно, — возмутился притворно Алекс. — Как можно печатать книги с такими ошибками? Завтра же верну ее в магазин и потребую деньги обратно.

— Не надо, папа, не надо, я пошутил! — запаниковал Эрвин.

— Ну ладно, если там других опечаток нет…