Буриданы

Он вернул том сыну, предупредил, чтобы он слишком долго не читал, можно испортить глаза, и пошел обратно в гостиную. София вынула завернутую в одеяла кастрюлю, Алекс сел и стал ужинать. Картошка оказалась едва теплой, но он был голоден и съел целую тарелку, закусывая селедкой — последней, как вчера сказала Марта. Совсем уж последней ли, неизвестно, Марта имела привычку передраматизировать, но надолго запасов, конечно, не хватит. И что тогда? Большевики запретили торговлю, продукты можно было купить только на черном рынке, но там они стоили несусветных денег…

Когда тарелка опустела, София принесла из кухни согретый на керосинке чайник. Дети тоже сели за стол, сонная Виктория влезла Алексу на колени, и он налил всем по полстакана чаю, на большее кипятка не хватило.

— Папа, а мама сказала тебе, что к нам приходил гость? — спросил Герман.

— Кто же?

— Дядя Хуго.

Алекс полагал, что шурин находится в Петербурге, до того как запретили газеты, он несколько раз встречал в них его фамилию — Хуго вошел в Совет депутатов и был даже избран делегатом какого-то съезда; теперь, логически рассуждая, он должен был быть совсем уже у власти.

— Как он сюда попал, не говорил?

— Он сказал, что едет в Брест, на переговоры с немцами. Делегацию возглавляет сам Троцкий.

— Они хотят, чтобы солдаты обеих армий прекратили войну и побратались, — добавила София.

Очередной большевистский бред, подумал Алекс, примерно в том роде, в каком наболтал ему знакомый извозчик Федя. Федя часто стоял у их дома и даже сделал Алексу предложение стать его «постоянным кучером», но Алекс посчитал названную им цену слишком высокой, к тому же он любил при возможности ходить в контору пешком. Тем не менее нередко он услугами Феди все-таки пользовался, и тогда тот знакомил Алекса со своими идеями, одну из которых Алекс хорошо запомнил. «У нас не было бы с немцами никаких недоразумений, — объяснял Федя, — ежели б между нами не было поляков. Царю следовало бы переселить поляков к китайской границе, и все было бы тихо-спокойно». Потом Федя исчез, кто знает, может, добрался до Кремля и определял теперь внешнюю политику большевиков.

— А Хуго объяснил, как он это братание себе представляет?

— Он сказал, что это очень просто, немцы всего лишь должны сделать то же самое, что русские уже сделали — прекратить стрельбу и обратить оружие против своих настоящих врагов, помещиков и капиталистов, — продолжила София.

— Тогда наступит мировая революция, — резюмировал Герман.

— То есть если до сих пор не было угля и хлеба только у нас, то тогда их не будет ни у кого?

Дети умолкли, их лица выражали смущение. Еще не научились спорить с отцом, обрадовался было Алекс, но был быстро разочарован.

— А ты, папа, не веришь, что правилен такой порядок, при котором все равны и никто никого не эксплуатирует? — спросила София.

Надо же, как товарищ социалист умудрился за один визит добиться революционной ситуации, подумал Алекс с ужасом. Даже только ради детей было совершенно необходимо, чтобы эта власть как можно быстрее сгинула.

— Люди никогда не будут совсем равными, всегда кто-то умнее и кто-то глупее, кто-то трудолюбивей и кто-то ленивее.

— Но ведь трудолюбивые отнюдь не всегда богаче ленивых, часто все совсем наоборот. Разве это справедливо?

— Вы и меня причисляете к тем, кто несправедливо разбогател?

София покраснела.

— Нет, папа, но не все же такие, как ты.

— Но они могут быть детьми трудолюбивых родителей. Когда я однажды завещаю вам нашу квартиру, по-вашему, будет справедливо, если ее у вас отберут?

— Если у какого-то бедняка семья еще больше и ей негде жить, то мы, конечно, могли бы немного потесниться, — провозгласила София храбро.

Алекс чуть было не икнул.

— А книги? Их вы тоже готовы раздать? И фортепиано? Вам понравится, если у нас конфискуют рояль?

Этот аргумент заставил детей задуматься. Что значит сосуществовать с другой семьей под одной крышей, они себе просто не представляли, но жизнь без чтения и музыки им, кажется, была не совсем по нраву.

— На рояле все равно уже играть нельзя, так что пусть конфискуют.

Марта стояла, опираясь на косяк двери, она вошла тихо и, наверное, уже некоторое время слушала разговор. Опять накручивает себя, подумал Алекс.

— Дети, не пора ли вам спать? — сказал он.

Дети послушно встали и разошлись по комнатам, Алекс же пересел на диван и жестом предложил жене присоединиться. Марта вздохнула, но подчинилась.

— Нам надо быть спокойнее, — сказал Алекс. — Время тяжелое, надо друг друга поддерживать.

Он обнял Марту за плечи и привлек ее к себе.

— Прости, — ответила жена, — нервы совсем расшатались…

Некоторое время они молча сидели в той же позе, дыша в унисон, затем Марта задвигалась, освободила одну руку, сунула ее в карман домашнего платья и вынула листок бумаги.

— Что это?

— Хуго оставил на всякий случай, хотя я и сказала, что вряд ли это тебя заинтересует.

На бумажке был написан какой-то адрес и фамилия — Эглитис.