Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Семь человек создают Ассоциацию (по возможности все пэры и баронеты), они начинают с публичного заявления

В каком объеме они намерены оплачивать свои долги. Это называется их капиталом. . . .

Когда вам остается сказать, какую сумму вы хотите заплатить, чем ниже, тем лучше.

 

Англофильский король Утопии, стремящийся перенять все элементы, которые "сделали Англию той могущественной, счастливой и безупречной страной, какой ее провозгласил консенсус европейской цивилизации", спрашивает далее: "И правильно ли я вас понимаю, что Великобритания / По этому акционерному принципу управляется?". На что представитель биржи г-н Голдбери отвечает: "Мы еще не пришли к этому точно, но / Мы быстро движемся в этом направлении".

И вот открывается досадный северный разрыв в объяснении экономической революции, исчисляемой с 1800 года, длиной в целых 528 лет (1800 минус 1272). Или же это 44 отрицательных года, 1800 минус 1844. Правовые разработки Англии, произошедшие за много веков до или за много десятилетий после (не говоря уже об их распространенности в Китае и Японии), не могут объяснить исключительные прикладные инновации северо-западной Европы, начиная с конца XVIII века. Охрана собственности была очень старой историей в Англии 1689 года, как и в Китае или Османской империи того же времени. Посягательства Стюартов были незначительными, хотя и вызывали раздражение у зажиточных лондонцев, придерживавшихся нонконформистских взглядов. Просто благоразумные стимулы к инновациям были столь же велики в XIII веке, как и в XVIII. Имущественные права, то есть права собственности, были достаточно полными в обе эпохи. Деньги нужно было делать. Как заявил в 1978 г. Алан Макфарлейн, "Англия в 1250 г. была такой же "капиталистической", как и в 1550 или 1750 гг."

 

Один из способов обойти разрыв Норта и слабые экономические "стимулы" в его аргументации, а также странное утверждение, что Революция после 1689 года - это то же самое, что и введение гарантированных прав собственности, - значит сделать акцент на современном государстве как источнике роста. В этом случае Норт присоединился бы к политологу Лиа Гринфельду, возведя национализм в ранг причины современного экономического роста. Достоинством гипотезы Гринфельда является то, что она не зависит полностью от денежных стимулов. Люди могут иносказательно отстаивать честь Британии. Некоторые, вероятно, так и поступили. Rule Britannia.

Но совсем другое дело - утверждать, как это делает Норт, что "государство было главным действующим лицом во всем этом процессе". К счастью, это не так. В течение некоторого времени после 1930-х годов экономисты и историки экономики высоко оценивали государственное регулирование роста, и оно всегда пользовалось понятной популярностью среди государственных деятелей. Например, в 1975 году выдающийся историк экономики Марчелло де Чекко писал, восхваляя "национальную экономику" Фридриха Листа (1789-1846 гг.), которая искала для Германии место под солнцем вне тени доминировавшей тогда Великобритании: "Добавив динамизм и историю к классическому [т.е. рикардовскому] анализу, Лист получил стратегию быстрого экономического роста, идеально подходящую для социально-экономических условий стран, желающих пройти процесс модернизации".9 Так думали многие экономисты в 1975 г. или многие государственные деятели в 1841 г. ("Национальная система политической экономии"). Но тем временем листианская политика, такая как защита "младенческих отраслей" (в 2009 г., например, таких плачущих младенцев, как корпорация General Motors) и "импортозамещение" (в Латинской Америке под влиянием листианского анализа Рауля Пребиша [1959]), привела к плачевным результатам. Де Кекко продолжает: "Мы ясно видим... [осознание Листом] невозможности основать модернизацию на буржуазной революции, т.е. на английской модели, и необходимость найти иной "национальный путь", основанный на коллективном действии". Я же утверждаю, что без чего-то вроде буржуазной переоценки хотя бы на уровне риторики никакой прочной модернизации быть не может. Можно "коллективным действием" привести российский народ на гигантские автозаводы, но не заставить его думать. Чилийцы и индийцы сейчас эмбуржуазируют. Это и есть тот самый билет.

Это модель технологической причинно-следственной связи, когда технология вызвана приходом буржуазного достоинства и свободы. Многие сторонники промышленной политики и другого экономического планирования, осуществляемого экспертами, с этим не согласятся. Но обычно такое вмешательство государства уменьшает то, что может быть достигнуто буржуазным достоинством и свободой. Конечно, по логике вещей это не обязательно. Ограниченность вмешательства - это вопрос факта, а не чистой теории. В некоторых мыслимых мирах листианская или даже маоистская экономическая политика была бы успешной.