Все это еще предстоит показать - хитрый контрфактический расчет. Но поймите главное: даже сегодня, как показывают расчеты, значительная часть экономического роста в той или иной стране практически не связана с наукой. Распространение экономического роста в таких странах, как Бразилия, Россия, Индия или Китай, использует некоторые наукоемкие технологии, например, сотовые телефоны, но также использует множество чисто технологических технологий ("кустарных", по лексикону Мокира), не имеющих большого вклада со стороны науки.
А международное распространение роста интенсивно использовало социальную "технологию" буржуазного достоинства и свободы.
Я не отрицаю, что экономический рост сегодня в той или иной степени зависит от ученых. Мы все очень благодарны физическим и биологическим ученым среди нас - хотя и замечаем, что большинство из них работает над проблемами, которые никогда не принесут технологических плодов (крайний случай - современная чистая математика, например, теория чисел; или астрономия, которая великолепна, но, несмотря на все романтические разговоры о "Высокой границе" в помощь лучшему финансированию космических телескопов, менее полезна для человеческого духа даже на доллар, чем поэзия или ассириология). Но я отрицаю, что современное обогащение, беспрецедентное по своим масштабам и не поддающееся влиянию Мальтуса, в решающей степени зависит от физических и биологических наук. До 1900 г. это было, конечно, не так, и утверждаемый вклад науки в экономический рост в ХХ в. должен быть подсчитан, а не просто возмущенно заявлен на основании восхищения физическими и биологическими науками. Как Британия в 1850 году была далека исключительно от хлопчатобумажной фабрики с паровым приводом, так и мир сейчас очень далек от автоматического токарного станка с компьютерным приводом. Строго говоря, мир без современной электрической, электронной, химической, агрономической, авиационной или, тем более, экономической науки был бы, конечно, беднее, но все же он был бы гораздо богаче мира 1800 года - при условии, что буржуазная переоценка состоялась. И в этом заключается польза экономической науки.
Далее Тунцельман отмечает, что Великобритания не была "особенно заметным лидером в науке", т.е. не была заметным лидером в пропозициональной и прикладной науке, и особенно в прикладной технологии. Научный прогресс от Коперника до Карно был общеевропейским, а в конце XIX века стал ярко выраженным немецким. Однако промышленная революция XVIII - начала XIX вв. была ярко выраженной британской. И несмотря на ошибочную риторику о "неудачах" поздневикторианской эпохи, британцы продолжали оставаться великими новаторами в конце XIX и даже в XX веке: военный танк, пенициллин, реактивные самолеты, радар. Принято считать, что в отличие от французов или германцев британцы не были выдающимися теоретиками (за редкими, но славными исключениями, такими как Ньютон, Дарвин, Максвелл, Кельвин, Хокинг), но, тем не менее, они были очень значительными "лудильщиками" и "грязнулями". Технологи. Буржуа.
Голдстоун защищает научно обоснованный аргумент следующим образом:
Отличительной чертой западных экономик с 1800 г. был не рост как таковой, а рост, основанный на особом наборе элементов: двигатели для извлечения энергии из ископаемого топлива, что до сих пор редко оценивалось историками; применение эмпирической науки для понимания природы и практических проблем производства; соединение эмпирически ориентированной науки с национальной культурой образованных ремесленников и предпринимателей, широко обученных основным принципам механики и экспериментальным подходам к познанию. Такое сочетание сложилось в XVII-XIX веках только в Великобритании и вряд ли могло сложиться где-либо еще в мировой истории.