Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

В таком учете нет ничего современного. Он сопутствует жизни и первому закону термодинамики, в Калахари или в Канзас-Сити. В частности, доиндустриальному европейскому миру в силу специфически непродуктивного характера его агрокультуры необходимо было срочно воздерживаться от потребления, причем под "потреблением" понимались сиюминутные расходы, не являющиеся инвестициями в какое-то будущее. Урожайность ржи, ячменя или пшеницы на единицу посевных площадей в средневековом и раннем современном сельском хозяйстве Северной Европы была крайне низкой: всего три-четыре - для пшеницы она составляет сейчас fifty или около того, а для кукурузы, введенной после Колумба, - восемьсот. (В муссонной Азии проливные дожди позволяют выращивать рис, который всегда отличался высоким соотношением урожайности и посевных площадей, а также тем, что ежегодные, а иногда и двухгодичные проливные дожди удобряют и пропалывают поля без вспашки. Рис был завезен мусульманами в Испанию и Сицилию, а к XIV веку распространился, например, в долине реки По в Северной Италии).

Низкая урожайность пшеницы, ячменя и овса заставляла жителей Северной Европы в старые добрые времена, если они не хотели голодать в следующем году, воздерживаться от большого потребления в этом году. Как бы ни урчал от голода желудок, от четверти до трети урожая зерновых должно было вернуться в землю в виде семян осенью или весной, а плоды собрать в сентябре следующего года. Так было лучше. В экономике, где урожай зерновых составлял, возможно, половину общего дохода, только семенная часть сбережений средневековья означала совокупную норму сбережений, превышающую в полтора раза одну четверть, т.е. 12%. В современных индустриальных экономиках норма сбережений редко превышает 10-20%. Неудивительно, что для опробования инноваций сбережений было мало, тем более что урожай был непостоянным. Средневековая жизнь была нестабильной (при соотношении урожайности и посевных площадей 3 или 4 это неудивительно), а инновации, соответственно, опасными.

Торговля зерном ограничивалась теми частями Европы, которые обслуживались реками и морями, поскольку сухопутные перевозки были чрезвычайно дороги, когда дороги представляли собой лишь колеи в грязи, и даже прибрежные водные перевозки были в первую очередь дороги в процентном отношении к цене. Цена пшеницы в Валенсии (Испания) в 1450 г. в 6,7 раза превышала цену в Львове (Польша) (к 1750 г. она упала до нескольких процентных пунктов разницы).12 Поэтому хранение зерна для местного потребления было высоким и по современным меркам. Сегодня, если урожай зерна в Америке плохой, рынок легко поставляет его с другого конца света. Нет необходимости хранить семилетние запасы. В позднем Средневековье некоторое количество зерна все же доставлялось из Средних Земель в Лондон или из Бургундии в Париж. Однако в больших объемах оно стало поступать из далекой Польши в Западную Европу лишь постепенно, в XVI-XVII веках, благодаря усилиям новаторских голландских купцов и кораблестроителей. Лишь в XIX веке он стал поступать из таких отдаленных регионов, как Украина, а позднее - Северная и Южная Америка и, наконец, Австралия. Поэтому вплоть до XVIII века урожаи зерновых на узких рынках, как правило, не совпадали. Картофельный голод 1840-х годов стал последним крупным повторением в Европе своего рода диверсифицированной катастрофы, которая была характерна для 1540-х и даже более того - для 1340-х годов. Иными словами, хранение зерна представляло собой еще одну отчаянную форму сбережения, вытеснявшую более современные формы инвестирования. В таких условиях вы хранили зерно в гигантских процентах от текущего дохода, или на следующий год вы умирали. В западногерманских языках, таких как голландский, немецкий и древнеанглийский, слово, однокоренное со словом "голодать" (например, современный голландский sterven, современный немецкий sterben, древнеанглийский steorfan), является основным словом, означающим "умирать".

Такой отчаянный дефицит был преодолен в Новом Свете американцами, которые в течение нескольких поколений после появления первых поселений питались лучше, чем их сородичи из Старого Света. Это не было выдающимся достижением, если учесть, что американские реки были полны воды, а леса - дичи, и что их родственники в Англии переживали тогда худшие времена для рабочего человека с начала XIV века. Обилие земли в Массачусетсе или Пенсильвании, во всяком случае, на буквальной границе, делало ненужным экономить на зерне, которое в любом случае было высокоурожайной кукурузой. Вынужденная бережливость высвобождалась для других инвестиций.