Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Но этого не произошло. Стагнационизм оказался ложным. Напротив, в 1950-1974 гг. мировой доход на душу населения рос быстрее, чем когда-либо в истории, а либеральные страны переживали бум. Иными словами, инновации не позволили снизиться отдаче на капитал. Улучшенные стиральные машины, более совершенные станки, инновационные технологии строительства и тысячи других плодов ресурсообеспеченности делали людей богаче и, кстати, поддерживали инвестиционный профицит. В терминах, понятных экономисту, кривая спроса на капитал неуклонно движется вправо, и так было с XVIII века. Постоянно растущие возможности для выгодных инвестиций - это один из механизмов самокоррекции, который прекращает рецессии (а волны чрезмерного оптимизма в отношении таких возможностей как раз и вызывают рецессии в первую очередь). Во время спада инновации и другие возможности для процветания накапливаются на полке "хороших идей" до тех пор, пока соблазн сделать состояние, используя их, не станет непреодолимым.6 Деловой цикл начинается в конце XVIII века, как раз тогда, когда инновации приобретают важное значение. До этого подъемы и спады в экономике определялись войнами и урожаями, а не циклами оптимизма и пессимизма в отношении инноваций. Историк Джулиан Хоппит, изучавший эти вопросы, приводит слова Кольриджа, утверждавшего в 1817 г., что "дух коммерции будет вызывать большие колебания, одни спады, а другие подъемы", примерно за дюжину лет от пика до пика. "Духовный" анализ Кольриджа вполне обоснован. Дробное резервное банковское дело существовало задолго до этого в таких местах, как Флоренция, и поэтому в XVIII веке в Великобритании не было чем-то поразительно новым. Если учесть, что накопление капитала существовало всегда, а банковское дело - еще со времен древних греков, то новизна цикла в конце XVIII века говорит как раз о том, что мы с Тунцельманом утверждаем: инновации - это главная особенность капитализма.

Тунцельманн действительно утверждает, что в некоторых случаях технологические изменения происходят в основном за счет увеличения используемого капитала, а не только за счет повышения производительности труда. (Если продолжить разговор с аудиторией экономистов, то площадь под предельным продуктом капитала - это, конечно, национальный доход в целом [точнее, до константы интегрирования]. Можно придумать модели, в которых сбережения из растущего национального дохода финансируют инновации, которые повышают доходы, которые повышают инновации, и так по виртуозной спирали. Но тогда придется объяснить, почему такой механизм применим только к последним двум-трем столетиям. Вы снова оказываетесь перед необходимостью объяснять эпоху инноваций чем-то уникальным для нее, вытесняющим предельный продукт капитала. Это не может быть в основном эндогенным фактором.) Британская, а затем европейская, а затем и человеческая изобретательность, редкая до 1700 г. и все более распространенная после, сделала нас богатыми. Подобно шекспировскому алфавиту, сбережения и инвестиции, необходимые для выражения инноваций, были достаточно легко обеспечены.

Легкость проявляется в великолепной таблице Файнштейна по доле инвестиций в валовом национальном доходе десятка стран за 1770-1969 гг. Утверждение таково, что инвестиции имеют "решающее значение" для инноваций. С 1770 по 1839 год Британия была самой инновационной экономикой на Земле, да и позже она не отставала, оказавшись, наконец, в числе самых богатых стран. И все же, как я уже отмечал, нормы сбережений/инвестиций в Британии были ниже, чем в большинстве других стран, приведенных в таблице Файнштейна, а к концу XIX века около половины британских сбережений было инвестировано за рубежом. В среднем с 1770 по 1839 год норма сбережений в Великобритании составляла около 7,5%, и только в 1960-х годах она дважды превышала 15 или 16%. Ранний показатель 7,5% был превышен всеми остальными одиннадцатью странами в течение двух-трех десятилетий, когда начинают появляться их показатели - десятилетий, которые обычно соответствуют началу индустриализации. Именно Файнштейн вводит здесь понятие "этапы", и поэтому не может быть и речи о том, что Францию 1820-1830-х годов нельзя сравнивать с Британией более раннего периода: сравнение происходит на том же "этапе". И если отбросить "стадийность", то в любом десятилетии в таблице британские ставки обычно ниже, чем в других странах. Если бы инвестиции и сбережения имели решающее значение для экономического роста, то Великобритания с ее низкими показателями инвестиций не была бы лидером индустриализации. Нормы инвестиций и сбережений выросли в результате инноваций. Они не были их причиной.