Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Капитализм, по определению Шумпетера 1939 года, является частью частнопредпринимательской экономики, но частное предпринимательство и инновации могут существовать без кредита, а значит, они возникают без "капитализма". Заметим, однако, что в аргументации Шумпетера речь идет об использовании бережливости, а не о ее общем объеме. Шумпетер утверждал, что бережливость используется для инноваций. Однако даже Шумпетер, новатор новаторства в анализе экономики, позволяет себе при слове "капитализм" сделать слишком большой акцент на finance. Не бережливость изменила все, как он сам заявляет в другом месте. По мнению Шумпетера, все изменилось благодаря использованию коммерческого доверия для инноваций, например, при создании Ньюкоменом атмосферных двигателей, при массовом арбитраже Ротшильда, при создании Эдисоном первого генератора на Манхэттене, в годы работы Альфреда П. Слоуна в General Motors.

Иными словами, революция в истории бережливости произошла примерно в 1960 г., когда экономисты и историки экономики с ужасом осознали, что бережливость и сбережения не могут объяснить промышленную революцию. Такие экономисты, как Абрамовиц, Кендрик и Солоу, обнаружили, что лишь небольшая часть недавнего экономического роста может быть объяснена обычной бережливостью и скупым накоплением (и даже эта часть зависела, повторюсь, в основном от инноваций, вытесняющих производительность накопления капитала). В то же время историки экономики сообщали, что в Великобритании рост сбережений был слишком скромным, чтобы объяснить многое. Саймон Кузнец, а затем и многие другие экономисты, например, тот же Чарльз Файнштейн, представили строгий учет этого факта - хотя, как я уже отмечал, будучи студентами экономических факультетов, изучающих накопление капитала, они так и не смогли преодолеть свою первоначальную гипотезу о том, что "капитал сделал фокус". В 1950-1960-х гг. совокупные статистические новости были восприняты многочисленными историками экономики Великобритании, такими как Франсуа Крузе, Филипп Коттрелл и Сидни Поллард, в подробных исследованиях финансирования промышленности. Питер Матиас в 1973 году подвел итог их работы: "В последнее время произошла значительная переоценка в оценке роли капитала". Это не преувеличение.

Историческая беда, повторяю, заключается в том, что сбережения, урбанизация, экспроприация государственной власти и другие накопления физического капитала, которые, как отмечает Джек Гуди, "на Востоке не было ничего такого, что могло бы препятствовать меркантильной, то есть капиталистической, деятельности". Как отмечает Джек Гуди, "на Востоке не было ничего такого, что препятствовало бы меркантильной, т.е. капиталистической, деятельности". Однако современный экономический рост, этот совершенно беспрецедентный фактор умножения в десятки (или сотни, если правильно измерять улучшение качества товаров) раз, - явление исключительно последних двух столетий. В XVIII веке произошло нечто, подготовившее темпо-ритмичное, но шокирующее значительное расхождение европейских экономик с экономиками остального мира.

Классическая и отвергнутая историками экономики 1950-1960-х гг. точка зрения заключается в том, что бережливость предполагает сбережения, которые предполагают накопление капитала, что обусловливает современный экономический рост. Она сохранилась в нескольких работах, таких как "Стадии экономического роста" Ростоу (1960 г.), и, что самое печальное, в "Капитальном фундаментализме" Истерли, посвященном иностранной помощи с 1950 г. по настоящее время. Убеждение заключалось в том, что если мы в течение нескольких десятилетий будем давать Гане большие суммы сбережений, что приведет к огромным капиталовложениям в искусственные озера и счета в швейцарских банках, а коммунистическому Китаю не дадим ни цента, то Гана будет процветать, а коммунистический Китай - чахнуть. Разумеется. Неизбежно. Математика на доске говорит об этом.

 

Глава 16.