Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир

Такие социальные качества - это то, чего сегодня так не хватает Китаю, и что он должен обрести в массовом порядке, если хочет выйти за рамки 20 долларов в день. Индия уже обладает ими - за исключением такого печально важного вопроса, как равенство каст.

Иными словами, региональные различия, будь то внутри Англии или между Англией и, скажем, Францией, объясняются не изменениями в психологии буржуазии. Речь идет, как я утверждаю, об изменениях в социологии. Как отмечает Сведберг в книге о Токвиле, который был прав, "теория предпринимательства Токвиля носит скорее социальный, чем индивидуалистический характер"¹⁰. Важно не то, что инстинктивно происходит в головах людей, поскольку это мало меняется в человеке ("Я хочу больше этого"), а то, что у них на устах, в отношении других людей ("Эти жалкие Брауны, вы знаете: они такие вульгарные люди, занимающиеся торговлей"). Как сказал недавно историк экономики Эрик Джонс, "культура, в смысле буржуазных ценностей [Джонс имеет в виду психологические диспозиции], не имеет систематических различий по регионам".¹¹ Не было показано, что эти ценности отличаются и по многим другим параметрам, если под "ценностями" понимать диспозиции буржуа, промышляющих на рынках Лез-Халле или Тлателолко. Принцип "покупай дешево, продавай дорого" - не современное изобретение. Он всегда лежал в основе торговли. И Homo sapiens всегда был торговцем.

Теория Вебера повернула обсуждение предпринимательства в сторону того, как должна была измениться психология около 1600 г., в то время как на самом деле в Европе раннего Нового времени, начиная с Голландии, изменилась социология и соответствующая ей политика. Речь шла не о новом типе человека, а о новом разговоре о давно существовавших типах людей. Первые научные исследования предпринимательства, появившиеся после Второй мировой войны, например, в Гарвардской школе бизнеса, совершили веберианскую ошибку, утверждая, что преобладание определенной психологии в популяции является ключом к экономическому росту.¹² Ключ скорее в том, восхваляют ли закон и общество изобретения, предприимчивость и совершенствование или проклинают их. Как снова говорит Джонс, "индустриализация... считается результатом политических и идеологических изменений, влияющих на инвестиционные рынки [хотя я бы сказал, что не на инвестиционные рынки (поскольку инвестиции, хотя и необходимы, являются рутиной), а на механическое и институциональное совершенствование, которое при темпах, начиная с 1700 или 1800 года, было отнюдь не рутиной]. . . . Английская элита все решительнее принимала рыночную идеологию".¹³ А "английская элита стала принимать рыночную конкуренцию среди своих членов, приняв то, что [Норт, Уоллис и Вайнгаст] называют порядком открытого доступа".¹⁴

Аргумент Вебера о том, что беспокойство о спасении побуждало кальвинистов больше копить и больше работать, привлекателен, как я уже говорил, потому что он сочетает в себе духовную искру и материалистическое разжигание. Большинство читателей приходят в восторг от такого интеллектуального огня с двумя источниками. Но Вебер ошибся в выборе растопки, поскольку создателем современного мира стало улучшение, а не инвестиции (как я уже говорил, иногда он говорит об этом одинаково, иногда нет). И выбор искры тоже был ошибочным, как это неоднократно показывалось со времен Вебера. Вопреки своему пониманию богослов Рейнхольд Нибур писал в 1952 году: "Процветание не было, согласно пуританскому вероучению, главным доказательством или плодом добродетели". "Когда люди не видят Бога и не владеют им, а приписывают успех достаточности инструментов, - заявил Уриан Оукс, конгрегационный священник из Кембриджа (штат Массачусетс) и президент Гарвардского колледжа с 1675 по 1681 год, - настало время Богу отстаивать свою собственную правоту и показать, что Он дает и не дает успех по Своему благоволению"¹⁵ Благодать, а не дела, делает человека богатым. Нибур видел, как "в Америке происходит спуск от пуританства к янки. . . [как] довольно быстрый. Процветание, которое раньше искали в служении Богу, теперь искали ради него самого [опять Аристотель]. Янки очень ценили обещание, данное во Второзаконии: "И делай то, что хорошо и правильно в глазах Господа, чтобы хорошо было тебе, и чтобы ты мог войти и овладеть землею доброю, которую Господь клялся отцам твоим"" (6:18). "По мнению джефферсоновцев, - продолжает Нибур, - в основе добродетели должны лежать процветание и благополучие":

Они считали, что если каждый гражданин находит удовлетворение в справедливо и богато вознагражденном труде, то он не будет склонен использовать в своих интересах ближнего. Пуритане рассматривали добродетель как основу процветания, а не процветание как основу добродетели. . . . [Слияние этих двух сил породило озабоченность материальными обстоятельствами жизни ["счастье" - слово в фаворе], которая выражала более последовательную буржуазную этику, чем даже в самых передовых странах Европы".