Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир

Это было правительство стариков, что резко отличалось от буйных молодых людей, управлявших, скажем, средневековой Англией - вспомните Хотспура и принца Хэла: "О Гарри, ты лишил меня молодости". Венеция развивала достоинства стариков. "То, чего ей не хватало в новизне [обратите внимание на это слово] и возбуждении, - замечает Экройд, - она восполняла благоразумием"⁴ Венеция, которую обычно называют матерью прискорбной системы патентов на изобретения (с 1474 г.), имела более сотни гильдий, регулирующих улучшение работы ремесленников и их мастеров. "За разглашение секретов венецианского стекольного производства полагалась смертная казнь. Любого рабочего, сбежавшего на материк, выслеживали и, по возможности, насильно возвращали" и подвергали ужасному наказанию.⁵ Как говорил Адам Смит, даже в Великобритании XVIII века "люди одного ремесла редко встречаются вместе, даже для веселья и развлечения, а разговор заканчивается заговором против общества"."⁶ Целью была буржуазная монополия и захват государства для ее защиты - например, венецианская монополия на торговлю с Константинополем, или почти монополия венецианцев на производство зеркал, изготовление органов, или книгопечатание - около 1500 г. шестая часть книг, издаваемых в Европе, поступала из Венеции. В 1486 г. венецианцы изобрели монополию даже на идеи - еще более прискорбный институт авторского права. В условиях такой монополии поразительная специализация Венеции, привлекавшая всеобщее внимание, не обязательно приводила к изобретениям. По словам Уильяма Истерли, "специалисты часто больше всех теряют от новых технологий, которые вытесняют старые, хорошо им знакомые, и могут захотеть заблокировать инновации". Возможно, именно поэтому многие прорывы происходят благодаря творческим аутсайдерам, которые объединяют технологии, созданные представителями разных специальностей".⁷ Или историк Уильям Макнилл:

К 1600 г., если не раньше, Венецианская республика стала управляться небольшой кликой рантье, которые получали свои доходы в основном от земли и в меньшей степени от должностей. Активное управление промышленностью и торговлей перешло в руки иностранцев, проживавших на родине [сравните метеков в древних Афинах, или немцев в России, или евреев в Польше]. . . . Люди, правившие Венецией, уже не занимались активной предпринимательской деятельностью, а посвящали значительную часть своего служебного внимания регулированию поведения предпринимателей.⁸

Или Гарри Трумэн: "Эксперт - это тот, кто не хочет учиться ничему новому, потому что тогда он не был бы экспертом".

Такое убийство улучшения самой буржуазией, de dominee, de dokter, de notaris, стало возможным благодаря экономическому локализму, насаждаемому государством. Вплоть до XIX века Европа была раздираема пошлинами внутри стран и на всевозможных границах, что резко контрастировало с Китаем того времени, который, как я уже отмечал, представлял собой один огромный рынок, и так было на протяжении веков. Чиновники центрального правительства, как отмечают историки экономики Жан-Лоран Розенталь и Р. Бин Вонг, "предоставили Китаю квазисвободную торговую зону размером с Европу"⁹. "При испанской короне... существовали значительные торговые барьеры между Каталонией и Кастилией, территориями гораздо меньшими, чем типичная китайская провинция".¹⁰ Начиная с 1738 г. прусские сборщики налогов в Берлине, снеся старые оборонительные городские стены (уже неэффективные против современных пушек), возвели вместо них двадцатифутовую акцизную стену (Akzisemauer), которая сама была снесена только в либеральные 1860-е гг. Берлинский Акциземауэр - подходящий символ взлета и падения европейского саморазрушительного эксперимента меркантилизма, пытавшегося в начале нового времени воспроизвести на национальном уровне уютные монополии гильдий в Средние века.¹¹ Третий акт оперы Пуччини "Богема" (1896 г., по роману 1849 г., относящемуся к 1830-м годам) происходит у ворот для оплаты въезда в Париж. Такие ворота не показались бы странными во многих странах, например в Индии, даже сейчас, а уж в послевоенной Европе до расцвета Общего рынка и подавно. В 1968 году вы часами ждали в своей машине вместе с десятками грузовиков, чтобы пересечь высокий перевал из Австрии в Италию.