Бустан (Плодовый сад)

В пылающую бездну вход просторен.

Но ведь и те, кто словом зло творят,

Отправятся своей дорогой в ад.

* * *

Дервиш, услыша смех младенца звонкий,

Порадовался радости ребенка.

Седые старцы, бывшие кругом,

Злословить низко начали о нем.

Но их злословье не осталось скрыто.

Наставник мудрый стал его защитой.

Сказал: «Есть тайна скрытая от всех,

Но добрый смех — не грех, злословье — грех».

* * *

Поститься в детстве я решил со славой,

Хоть левую не отличал от правой.

А омовению лица и рук

Взялся меня учить отцовский друг:

«Скажи-ка: «Дух, о боже, укрепи мой!»

И укрепись душой и руки вымой.

И рот и нос прополощи бодрей,

Прочисть мизинцем крылышки ноздрей.

А указательным протри все зубы,

В посте зубная щетка — грех сугубый.

Теперь же — от волос до бороды —

Плесни в лицо три пригоршни воды.

И до локтей потом омывши руки,

Святых имен творца промолви звуки.

По омовеньи головы и ног,

Промолви: «Бог — един! Велик пророк!»

Учись, сынок! Обряд я знаю древний

Всех лучше. Я ведь старше всех в деревне!»

Когда об этом староста узнал,

Письмо он старцу тайное послал:

«Ты славно говоришь, прекрасно учишь;

За что же ты людей злословьем мучишь?

Сказал ты — в пост, мол, зубочистка грех!

Ну а не грех ли клеветать на всех?

Ты учишь: «Рот после еды очисти»...

Ты лучше рот от клеветы очисти.

И чье бы имя не произнесли,

Ты похвали хоть раз, а не хули!

Ты называешь всех людей ослами,

А знаешь ли, как сам ты назван нами?

Когда б ты мне в лицо сказал, старик,

Что обо мне тайком болтать привык!

Коль нам глядеть в глаза тебе не стыдно,

Ты знай слепец: есть тот, кому все видно.

Ты не стыдишься пред самим собой —

Так устыдись, услыша голос мой».

* * *

Однажды знатоки пути святого

Уединились в суровой.

И вдруг один, прервав беседы нить,

Стал одного несчастного бранить.

Другой сказал ему: «О, друг смятенный,

Ходил ты с на бой священный?»

А тот: «За двери капища сего Н

и шагу я не сделал одного».

Дервиш сказал: «Я не встречал от века,

Нигде, тебя несчастней человека!

Неверный франк тобою пощажен,

А верный речью злою поражен!»

* * *

Провидец некий в пребывал,

И он такую притчу рассказал:

«Я словом, может быть, людей обижу,

Когда я матери своей не вижу...»

Служенье богу избранным дано,

И матерью оно им внушено.

Коль друг в отлучке давней, безответной,

Две вещи для друзей его запретны:

Грех не сберечь его добро и дом,

Не меньший грех его припомнить злом.

Тем, кто отсутствующих злобно судит,

Не доверяй! От них добра не будет!

Они начнут и за спиной твоей

Тебя позорить, как других людей.

Лишь тот разумен в этом мире бренном,

Кто думает о вечном, не о тленном.

* * *

Три рода в мире знаю я людей, —

Скажи о каждом прямо: он — злодей!

И первый — царь, творящий утесненья,

Всеобщего достойный осужденья.

О нем гласить всю правду не страшись,

Чтоб люди изверга остереглись.

Второй — святоша, грешник лицемерный,

Благочестивый внешне, полный скверны.

Всем о его обмане объяви,

Завесу благочестия сорви!

А третий — плут с неверными весами

Его поступки вы судите сами.

* * *

Степной разбойник, страхом обуян,

Пришел за хлебом поутру в .

Вмиг обсчитал торговец — местный житель

На грош его. И закричал грабитель:

«О господи, не осуди меня!

Взгляни, здесь грабят среди бела дня!»

* * *

Сказал суфию некто: «Безобразно

Клевещет на тебя твой друг заглазно».

«Брат, замолчи! — суфий ему в ответ, —

До клеветы людской мне дела нет!

А пересказчик клеветы досужей

И самого врага пожалуй хуже!

Поистине, ты, в рвении своем,

Мне худшим предстаешь клеветником!

Коль не решился он сказать мне смело

Все, отчего мое трепещет тело,

Ты, осветивший этой злобы мрак,

В моих глазах предстал, как худший враг!»

Чужие распри сплетник подымает

И злобу в сердце добрых вызывает.

Гласящих ссоре дремлющей: «Вставай!» —

Клеветников зловещих избегай.

Сидеть в цепях не лучше ль в темной яме,

Чем разносить раздоры меж друзьями.

Вражда — огонь, что вспыхнул из-за слов,

Где сплетник служит, как подносчик дров.

* * *

У Фаридуна был любимый,

В служенье истине неколебимый.

Сперва он справедливость соблюдал,

Затем приказы шаха исполнял.

Когда хараджа сборщик, стыд утратив,

Теснит и разоряет меньших братьев,

Коль ты обиженных не защитишь,

Будь ты хоть сам султан, не устоишь.

И вот к царю явился неизвестный,

Сказал: «Храни тебя покров небесный!

Я денег не прошу, хоть я бедняк.

Но знай, владыка, что дастур — твой враг.

У всех твоих вельмож с мошной богатой

Взял много в долг он серебра и злата,

Условясь, что когда, мол, шах умрет —

Он из казны им все долги вернет.

Предатель этот смерть тебе пророчит,

Казной и царством завладеть он хочет!»

Шах, при таком известии, побледнел

И на дастура грозно поглядел.

Сказал: «О, враг под дружеской личиной,

В чем зла такого тайная причина?»

Дастур склонился пред лицом его

И отвечал: «Не скрою ничего!

Я деньги брал, чтоб все тебе служили,

Чтобы твоею жизнью дорожили,

Боясь, что я не только не отдам

Своих долгов — а смерти их предам.

Хотел я, чтобы волей иль неволей,

В делах правленья и на ратном поле

Служили все тебе, душой тверды,

Как верный щит перед стрелой беды».

Царь улыбнулся, розою расцвел он;

Слова дастура мудрыми почел он.

Возвысил он его и одарил,

И власть его в державе укрепил.

Доносчика он покарал жестоко.