Бусы из плодов шиповника

И день был нынче не высокий, длинный – летний (пусть даже и плаксивый, как в тот раз), а низкий – зимний. Середина самой короткой в году пятидневки – 22 декабря. И, как по заказу, еще с 18 декабря, вместе с первым днем победы сумерек над светом, нагрянул откуда-то и изрядный морозец, который любую влагу почти мгновенно превращал в прозрачный чистый лед или узорное кружево на стекле…

Потом понадобится очень много тепла для того, чтобы снова превратить этот лед в живую воду…

* * *

Быстро смеркалось.

Последние слабые проблески дня стремительно таяли в окружающей его печальной темноте. А может, просто уходили куда-то?..

Я шел по ярко освещенному вечернему городу домой, и мне не было грустно, как обычно бывает от ранних, почти послеобеденных, сумерек, потому что я знал маленький секрет этих дней, которого не ведали они.

Он состоял в том, что это было уже последнее, почти истерическое наступление Тьмы на Свет – 24 декабря. И завтра – должно было начаться ее медленное отступление перед ним.

Если, конечно, ничего не произойдет такого, что может помешать естественному ходу вещей…

И был день…

И был вечер…

И настало утро…

И только ночь, казалось, провалилась, словно в щель, неизвестно куда. В Неведомое. Со всей своей чернотой. Одиночеством любого человека – маленького и большого – и печалью снов об утраченном или еще не свершившемся…

Новый день делал по земле свои первые утренние шаги. Но шаг его стал на одну минуту Света больше…

Туман

Часы показывали восемь утра. Однако свет в окно едва сочился, будто было еще очень рано…

Я поднялся с постели. Босиком по прохладным крашеным доскам пола подошел к окну, выходящему на Байкал, и увидел… точнее будет сказать – не увидел почти ничего, ибо к стеклу, с его обратной стороны, некий веселый шутник «приклеил» ночью едва проницаемую для света кальку.

Очертания ближайших деревьев и бани возле них едва угадывались за плотной белой пеленой.

В одних трусах я вышел из комнаты, прошел через северную, нетеплую поэтому, веранду и ступил на южное широкое крыльцо, ощущая ступнями ног тепло уже прогретых досок. Постояв немного на их приятной ласкающей гладкости, я сошел с крыльца, погрузившись, словно в облако, в туман, который у земли был плотнее, из-за чего я не видел даже своих ног ниже щиколотки, ощущая ими влажную мягкость травы.

Вдыхая полной грудью приятную прохладу, я немного походил по шелковистой траве, обильно смоченной росой. Отойдя недалеко от крыльца, уловил запах сена от едва различимой копешки, поставленной вчера на небольшой круглой поляне перед домом моими деревенскими знакомыми, которым я разрешил выкосить свой «незасоренный грядками» дачный участок…

Почти невидимое солнце распаренно желтело с восточной стороны. Лучи его увязали в ватной белизне, кое-где в разрывах которой была видна котловина Байкала и степенно отдыхающий на его невидимой водной глади туман, больше похожий на горы легких летних облаков, решивших на какое-то время «прилечь» в этом удобном месте. Вершины гор, распадки – также были укрыты туманом, словно невесомым пуховым одеялом.

Мне вдруг захотелось разбежаться и рухнуть со своей горушки, как в перину, в эту белую многометровую мягкость… Однако разбежаться и воспарить мешали два существенных обстоятельства: почти нулевая видимость и здравый смысл.

– Ух, хорошо-то как! – шумно выдохнул я полной грудью, поворачивая свои стопы к скрытому за туманом дому. «Вчера еще нещадно жарило, а сегодня – такая благодать!». И вдруг мне припомнилось, что я когда-то, может быть, очень давно, испытал уже нечто подобное. Такой же вот тихий внутренний восторг от этой чистой, теплой белизны. Словно Господь Бог только что «загрунтовал» для работы свой «холст», на котором еще ничего нет, но на котором непременно вскорости проявятся определенные черты…

«Когда же это было? И – где? И было ли это на самом деле вообще? Такой же вот плотный туман и состояние покоя и какой-то удивительной наполненности этим миром и радость от предчувствия того, что сейчас неизбежно произойдет что-то очень хорошее…

В тебя легко, как вздох, проникает, пропитывая все твое существо, непредвиденное счастье, которое боишься расплескать и которое рождается порою лишь от осознания того, что ты живешь и видишь этот дивный мир, достойный восхищения, пока в него не вмешивается рука человека…»

Вернувшись в дом, я вновь остановился у окна…

* * *

– …А пошли лучше на Молдавию, – говорит мне Наталья, красивая, стройная, белокурая девушка с прекрасной кожей, отливающей золотистым загаром.

Она стоит босиком, в шелковом легком халате, у открытой балконной двери.

– Мы же собирались на привоз? – отвечаю я.