Все три дня потом – вернее, три вечера, переходящие в ночь, пока Наталья была в Питере, мы встречались с ней и подолгу бродили по призрачному, почти нереальному городу, в котором на какое-то время исчезла ночь, а вместе с ней исчезла вдруг и холодная сырость и резковатый, как утверждающийся в своих правах подросток, ветерок с Финского залива. Стало тепло и даже чуть душновато от высокой влажности.
Бесцельно бродя по городу и устав от долгой прогулки, мы заходили в первое попавшее кафе – выпить вина и отдохнуть.
В полуподвальчике на улице Гоголя, где всегда готовили только одно блюдо: мясо с овощами, нам нравилось то, что порция была большая, мясо сочное и в кафе бывало многолюдно… И, наоборот, кафе «Сонеты» привлекало своей малолюдной сонливостью и тем, что официанты, даже если ты заказал только чашечку кофе, не предлагали тебе взять чего-нибудь еще и не торопили с расчетом, даже когда кофе был выпит и мы оба задумчиво смотрели в окно на анемичную бледную ночь, перебрасываясь иногда отдельными фразами, такими несущественными для посторонних, но такими важными для нас. И наговориться до конца у нас никак не получалось, словно мы встретились с этой непредсказуемой девушкой после тысячелетней разлуки…
Даже наше молчание было «разговором». Говорили глаза, руки, лица, несмелые улыбки…
Моя аспирантская стипендия таяла гораздо быстрее вешнего льда, стремясь превратиться в ноль, то есть в ничто. А обещанные командировочные и «полевые» – на предстоящую, на остаток лета и начало осени, экспедицию на Белое море, по каким-то причинам не материализовывались в хрусткие бумажки денежных знаков разного достоинства.
Спирт и деньги, такие две необходимые «статьи расхода», в институте всегда выдавались в последнюю очередь и с явной неохотой…
«Да, такой шикарной даме, как редкостному драгоценному камню, нужна и соответствующая оправа…» – нередко с неподдельной грустью думал я, тайком поглядывая на Наталью, особенно, когда она задумчиво смотрела на ползущие по стеклу капли внезапного недолгого дождя. «Проблемы быта: подсчитывание оставшихся до зарплаты рублей, штопка носков, коммуналка или комната в аспирантском общежитии, где я жил – не для такого редкостного создания. Это все равно что чистой воды бриллиант бросить в жидкий навоз… И в такой ситуации – «благородной бедности» – никакой интеллект не спасет, не поможет… «Семейная лодка разбилась о быт…» Прав, ох как прав в данном случае Маяковский…»
Порою мне казалось, что я своими невеселыми размышлениями, которые не сулили нам впереди ничего хорошего, довожу себя до состояния Скупого рыцаря из «Маленьких трагедий» Пушкина, до его эмоционального взрыва, когда он в порыве бессилия от собственной нищеты, восклицает: «Нет, решено – пойду искать управы // У герцога: пускай отца заставит // Меня держать как сына, не как мышь // Рожденную в подполье!» Однако богатого отца у меня не было. Мои родители были самыми обычными людьми и добывали хлеб насущный нелегким трудом. Да и жаловаться мне было некому. И если уж проводить аналогии, то моим «герцогом» являлся мой научный руководитель, мой вполне благополучный шеф. И, переключаясь на него, я утешался тем, что и у меня, как у него, все тоже будет… Правда, когда-нибудь нескоро, потом… И в этом была основная заноза. Потому что молодости-то, этой вот теперешней остроты чувств, этой любви, всего этого – уже никогда ведь не будет! Как точно у Ирины Снеговой сказано об этом: «Все приходит слишком поздно…» В этом-то, пожалуй, и состоят наши «маленькие трагедии»… Впрочем, бывают ли трагедии маленькими – это большой вопрос…»
– Сегодня угощаю я, – тоном, не допускающим никаких возражений, заявила Наталья, когда мы встретились с ней в очередной раз. – Завтра, в шесть утра, мы уезжаем. Так что в нашем распоряжении только кусочек вечера и эта бледная белая ночь.
На Невском проспекте мы зашли в сверкающий огнями и манящий огромными витринами Елисеевский магазин, изобилующий диковинными яствами.
Наталья неспеша прохаживалась вдоль полок с вином, разглядывая этикетки, просматривая некоторые бутылки на свет. В конечном итоге она купила бутылку красного сухого вина, а в отделе фруктов – несколько румяных крепких яблок.