Обычно после работы, а иногда и среди дня, если вдруг случалась тоска по солнцу, а научные трактаты, микроскоп, коллеги, с которыми мы сидели под самой крышей института, начинали раздражать, я устраивал себе «променад». От Стрелки Васильевского острова, через Неву, перейдя ее по Дворцовскому мосту, доходил до Эрмитажа и, обогнув его, выходил на Дворцовую площадь… Какое-то время стоял у Александрийского столба, размышляя о жизни вообще и о своей – в частности. О своей работе, о том – правильный ли я выбрал для себя путь? Хватит ли мне сил и терпения посвятить жизнь науке?..
Размышлять посреди площади, скучая по сибирским рекам, тайге, ее небольшим городам, лучше всего было вечером, когда площадь была пуста…
На сей раз у Александрийского столба, с грустным ангелом, стоящим на его вершине, я очутился днем и был совершенно поражен, однако, не его величием, а нездешней, неуловимой, неяркой какой-то, пастельно-акварельной красотой девушки-гида, уверенно рассказывающей о чем-то разноцветной группе людей, отдаленно похожих в своем внимательном молчании на осеннюю стаю птиц, не мигая взирающих на вожака… К этой «стае», вопреки здравому смыслу, будто загипнотизированный, пристал и я, совершенно забыв о новом «архиважном» задании своего шефа, над которым я не без интереса размышлял по дороге… Увы, в этот миг меня стали занимать совершенно иные вещи. Например, как бы это так измудриться не стать простым прохожим для этой дивной незнакомки. А еще лучше – познакомиться с ней как-то неординарно, эффектно, чтобы она сразу обратила на меня внимание…
Увы, ничего стоящего, ничего феерического мне на ум не приходило. Более того, я чувствовал, что начинаю утрачивать способность соображать и меня хватает лишь на то, чтобы продолжать пассивно двигаться «на обочине» ее группы, тайком любуясь ею.
Более-менее собрать себя мне удалось, когда мы уже подошли к ступеням Эрмитажа и гид снова заговорила, вставив в свои обзорные слова цитату из известной бардовской песни: «Там без питья и хлеба, забытые в веках, Атланты держат небо на каменных руках…»
Я, как и все, перевел взгляд на изваяния могучих титанов, на их печально склоненные головы, на их напряженные на обнаженных торсах, руках и ногах мышцы, и мне стало жаль героев, дерзнувших выступить против богов и в наказание за это вынужденных держать на своих плечах небесный свод. Наверное, им, как и всем нам, хотелось бы просто тепла и уюта. А здесь, несмотря на начало лета, было прохладно, ветрено, мокро. И держать им приходилось не насыщенный яркой синью южный небосвод своей родины Греции, а выцветшее бледное северное небо.
– А вы не из моей группы, – улыбнувшись, сказала мне гид, следуя вместе со мной за радостно спешащей к автобусу пестрой людской стайкой, за которой по инерции устремился и я.
– Да, сударыня, увы, я не из вашей свиты, хотя мечтал бы быть в ней, пусть даже пажом.
– На пажа вы, монсеньор, – приняла она мой вычурный тон, – совсем не похожи. Скорее – на странствующего рыцаря. Только без доспехов и меча. Вы ведь не петербуржец?
– Точно. А как вы догадались?
– По цвету кожи. У вас лицо свежее, как будто только что с мороза. Без зеленцы этой петербуржской.
Когда мы подошли к автобусу, то почти во всех его просторных окнах обращенной к нам стороны увидели любопытные лица, устремленные на нас.
– Извините, мне надо работать – выдать очередную порцию информации, но уже в другом месте… Я тут, как главнокомандующий на Бородинском сражении. Только руковожу не армией, а сборной группой: бухгалтеров и учителей из Кременчуга. А они народ дотошный. Все им надо растолковать, разложить по полочкам: где, что, как и почему?..
Я попытался представить нас со стороны, глазами тех, кто сейчас, даже не скрывая этого, наблюдал за нами, и подумал, что, наверное, несмотря на то что девушка немного выше меня, мы представляли неплохую пару. И, скорее всего, были похожи на давнишних приятелей, случайно встретившихся среди этого сумрачного, типичного для Питера, с мелким нудным дождичком, дня, непринужденно болтающих об уже, увы, неблизких, днях нашей солнечной юности.
– Не буду вас задерживать, но как «рыцарь» назначаю вам свидание или, если хотите, встречу в «Рыцарском зале». – Я кивнул головой в сторону Эрмитажа. – В шесть вас устроит?
– Лучше в восемь. До семи у нас мероприятия. А после ужина свободное время.
– Боюсь, что Эрмитаж будет уже закрыт…
– Тогда приходите в гостиницу «Советская». Мы там остановились. Я встречу вас в семь часов в холле. Поужинаем вместе. У нас на двадцатом этаже отличный ресторан. Есть и буфет, – видимо, заметив какие-то изменения в моем лице, добавила она. – А там и решим, что делать дальше. Тем более, сейчас пора белых ночей, и я в такое время совершенно не могу заснуть. И более того, даже начинаю верить в чудесные сказки… Ну, все – мне пора…
Она вошла в автобус, и дверь за ней с легким шипеньем затворилась.