Читаем Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить полностью

Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить

Родители никогда не запрещали мне пить. Лет с двенадцати я могла сидеть с мамой в баре и смаковать «Бейлис» из низкого широкого стакана с тремя кубиками льда. Мне нравился его сладкий вкус, ощущение взрослой жизни. «Пусть лучше ребенок знает вкус алкоголя и пробует хороший, чем будет скрываться по подворотням», – говорила мама. Я с улыбкой вспоминаю шутку: «Пусть лучше ребенок знает удар ножа и попробует хороший, чем его пырнут в подворотне».

Пью ли я, потому что пила она?

Я думаю о подругах, которые при мне перебирали. У одной, если папа и пил вино, наливал себе в стакан из-под чая. У другой родители не пили (от слова совсем), а третья всю жизнь убирала за отцом-алкашом. Никакой корреляции.

Я думаю о маме и об ответственности за свою жизнь. Я не она. Я существую, а она спит в могиле, хотя ее работы и смотрят на меня со стен гостиной и спальни.

Я подошла к ее автопортрету и пять минут просто стояла и смотрела. Потом аккуратно сняла, завернула в ткань и сложила в кладовке. Я знала, что Сережу это возмутит, но с художниками так просто договориться: нужно только сказать, что его последняя картина мне понравилась больше и я освободила место под его работу.

Когда я одну за одной снимала и складывала ее картины, мне показалось, что мама опять меня не одобряет, что я ее предаю, и пока в голове невидимый человечек шептал, что это глупо, другой человечек, из сердца, настаивал, что, однако, может, это и глупо, но как уж есть.

Я хочу научиться отделять ее от себя, хочу избавиться от ее влияния, избавиться от привычки мерить собственные действия тем, понравилось бы это ей или нет. Я взяла в руки воображаемый скребок, чтобы отодрать эти гипсовые наросты и найти там себя, пусть и не самую талантливую, но себя.

Я села за стол, взяла в руки карандаш и стала делать набросок. Я не планировала, кого буду рисовать, но поняла, что рисую портрет женщины, портрет мамы. Я остановилась, выбросила рисунок и начала рисовать снова.

Юля

Два месяца, или шестьдесят два дня, я не отравляю организм. В июле мне единственный раз хотелось реально сорваться, а не поныть «ну вот круто, но сейчас бы еще сигаретку», когда был истинно паршивый день. Но знаешь что? Это был один паршивый день за весь месяц! И я связываю этот приятный факт с отказом от интоксикации. Паршивых дней в месяц до лета однозначно было больше. И, кстати, не сорваться мне дала мысль, что вот сейчас же надо своим срывом поделиться с Кариной (уже второй раз!), потом с подписчиками, непристойно получится…

Раньше как? Взгрустнулось, выпил – хорошо. Не только мне, но и моим проблемам. Так хорошо!

Открытие месяца: я человек-ждун. Когда я тихохонько работаю и никого не трогаю, проекты приходят сами. Как только стучусь во все двери, то открываются вовсе не те. С людьми так же: когда я спокойно отпускаю ненужное, приходит новое и самое то. Вообще умение четко видеть, когда за что-то пора прекратить бороться, по-моему, одно из самых благотворных для спокойного существования. Занималась вчера с сыном развитием речи, надо было объяснить поговорку «бездонную бочку водой не наполнишь». Вот и не надо стараться.

Карина

«Ну что с того? Это же правильно – не принимать плохие вещи?»

Я поделилась с Юлей тем, как осуждала ее, когда она сорвалась.

«Я сейчас объясню, как до меня дошло. Вчера дети уснули пораньше, и я решилась с ним поговорить. Это было как в фильмах, когда девушка произносит “нам надо поговорить”, а он смотрит на нее вопросительно. Я, конечно же, вновь струсила под взглядом этих черных глаз-буравчиков и начала рассказывать ему про маму, первый раз в жизни. И он мне посочувствовал! Несмотря на то, что всегда безумно ею восхищался. Я-то ожидала, что стану ему противна или он решит, что я все придумала, чтобы обратить на себя его внимание. Но дело даже не в этом. Когда я ему все это рассказывала, то удивилась, что как будто уже не осуждаю маму, как будто рассказываю чужую историю про другую маленькую девочку. Когда я не принимала “плохое” в своем прошлом, я уделяла этому слишком много внимания в настоящем и слишком сильно страдала, когда “это” в каком-то виде просачивалось в реальность. Неприязнь породила воронку, в которую меня засасывало каждый день.

Но когда я перестала осуждать, я будто смогла сделать рывок и выпрыгнуть из нее.

Я вспоминаю маму, как в последние годы она плохо себя чувствовала и выглядела, когда пила.

Думала ли она о том, что хочет бросить? Кажется, она была настолько цельной и так неистово наслаждалась жизнью, что не задавалась подобными вопросами. Никогда в себе не сомневалась.

Я вспоминаю наш последний совместный отдых. Мы были на Кубе, мама пила ром и купалась в океане. Она каталась на серфе, наступила на морского ежа и покрылась аллергией. Отекала то ли от жары, то ли от алкоголя. Я не помню, напивалась ли она сильно, но они хотя бы не ссорились с папой – это я помню точно».