Бувар и Пекюше

Наконец они придумали ликер, который должен был вытеснить все остальные. Они собирались подмешать в него кариандра, как в кюммель, вишневой водки, как в мараскин, иссопу, как в шартрез, абельмоша, как в веспетро, calamus aromaticus, как в крамбамбули, и сандалом придать ему красный цвет. Но под каким именем предложить его рынку? Ведь нужно было название, легко запоминаемое и все же оригинальное. После долгих размышлений они решили назвать его «буварином».

Поздней осенью на банках с консервами появились пятна. Томаты и зеленый горошек сгнили. Причиною, по-видимому, была несовершенная герметичность. Тогда их стала терзать эта задача. Испробовать средства не позволял им недостаток денег. Ферма их разоряла.

Неоднократно предлагали свои услуги арендаторы, Бувар на это не шел. Но старший работник руководил хозяйством по его указаниям с угрожающей бережливостью, так что урожай уменьшался, все погибало. И когда они однажды беседовали о своих затруднениях, в лабораторию вошел дядюшка Гуи в сопровождении своей жены, прятавшейся робко за его спиною.

Так как земля стала плодородней благодаря различным способам, к ней примененным, то он изъявил готовность снова заарендовать ферму, но продолжал умалять ее достоинства. Несмотря на все их труды, говорил он, доход зависит от счастья, словом, если он ее хочет снять, то из привязанности к месту и сочувствия к таким хорошим хозяевам. Они его холодно выпроводили. Он вновь явился в тот же вечер.

Пекюше тем временем переубедил Бувара; они готовы были сдаться. Гуи попросил понизить арендную плату; и когда они возмутились, он не столько заговорил, сколько зарычал, призывая господа бога в свидетели, перечисляя свои тяготы, превознося свои заслуги. Когда ему предложили назвать цену, он понурил голову вместо ответа, а жена его, сидевшая у двери с большой корзиной на коленях, тоже начала плакаться, визжа тонким голоском, как раненая курица.

Наконец арендная плата была установлена в три тысячи франков, на треть ниже, чем раньше.

Тут же дядюшка Гуи предложил купить инвентарь, и диалог возобновился.

Оценка предметов продолжалась две недели. Бувар до смерти устал. Он спустил все за такую смехотворную сумму, что Гуи сначала вытаращил глаза, а потом крикнул «согласен» — и они ударили по рукам.

После этого помещики, согласно обычаю, предложили гостям запросто с ними откушать, и Пекюше откупорил бутылку своей малаги, не столько из щедрости, сколько в надежде заслужить похвалу.

Но земледелец сказал, поморщившись:

— Это вроде лакричной настойки.

А жена его, чтобы «запить ее вкус», попросила рюмку водки.

Вещь более важная их занимала. Все составные части «буварина» были, наконец, собраны.

Они наполнили ими вместе со спиртом перегонный куб, зажгли огонь и стали ждать. Между тем Пекюше. которого мучила неудача с малагой, вынул из шкафа жестяные коробки, вскрыл первую, затем вторую, третью. С яростью их отшвырнув, он подозвал к себе Бувара.

Бувар закрыл кран змеевика и бросился к консервам. Разочарование было полное. Ломтики телятины напоминали сваренные подошвы. Омар превратился в грязную жидкость. Рыбного кушанья нельзя было узнать. На супе выросли грибы, и невыносимый запах отравлял воздух в лаборатории.

Вдруг раздался треск как бы лопнувшего снаряда. Это разорвался перегонный куб, и осколки взлетели до потолка, ломая котлы, сплющивая шумовки, выбивая стекла; уголь расшвыряло, печь обвалилась, и на следующий день Жермена нашла одну лопаточку во дворе.

От силы пара прибор взорвался, в частности потому, что шлем скреплен был болтами с кубом.

Пекюше сразу же присел на корточки за чаном, а Бувар повалился на табурет. Десять минут оставались они в этих позах, не смея пошевельнуться, бледные от страха, посреди осколков. Когда к ним вернулся дар слова, они спросили себя, в чем причина столь многих неудач, особенно последней? И ничего не понимали кроме того, что чуть было не погибли. Пекюше сказал в заключение такую фразу:

— Может быть, это происходит оттого, что мы не знаем химии.

III

Для изучения химии они раздобыли курс Реньо и прежде всего узнали, что «тела простые, быть может, сложны».

Их делят на металлоиды и металлы; это различие «отнюдь не абсолютно», говорит автор. То же относится к основаниям и кислотам, потому что «одно и то же тело может вести себя и как кислота и как основание, смотря по обстоятельствам».

Это замечание показалось им странным. Кратные отношения смутили Пекюше.

— Если молекула тела А, допустим, соединяется с несколькими частями В, то мне кажется, что эта молекула должна делиться на столько же частей; но если она делится, то перестает быть единой, первоначальной молекулой. Словом, я не понимаю.

— Я тоже, — говорил Бувар.

И они прибегли к более легкому сочинению Жирардена, из которого почерпнули уверенность, что десять литров воздуха весят сто граммов, что в состав карандашей не входит свинец, что алмаз не что иное, как углерод.

Больше всего поразило их то, что земля, как элемент, не существует.