Бувар и Пекюше

Центральный огонь взорвал кору земного шара, приподнял почву, произвел трещины. Внутри находится как бы бурлящее море со своими приливами и отливами, со своими бурями; тонкая пленка отделяет нас от него. Можно сон потерять, если думать обо всем, что у нас под ногами. Однако центральный огонь ослабевает и солнце гаснет, так что земля когда-нибудь погибнет от охлаждения. Она станет бесплодной; дерево и уголь превратятся в углекислоту, и ни одно живое существо не сможет выжить.

— Мы еще до этого не дошли, — сказал Бувар.

— Будем надеяться, — ответил Пекюше.

Все равно, этот конец мира, как бы ни был он далек, привел их в уныние, и они молча шли рядом по голышам.

Скалистый берег, отвесный, весь белый, пересеченный там и сям черными кремнистыми полосами, уходил к горизонту, словно выгнутая крепостная стена в пять миль длиною. Дул восточный ветер, холодный и резкий. Небо было серо, море зеленовато и точно вздуто. Со скал слетали птицы, кружились, возвращались быстро в свои расщелины. По временам какой-нибудь сорвавшийся камень скакал с места на место, прежде чем скатиться к ним.

Пекюше продолжал размышлять вслух:

— Разве что земля будет уничтожена какой-нибудь катастрофой! Длина нашего периода неизвестна. Центральному огню нужно только прорваться.

— Все-таки он ослабевает.

— Это не помешало его взрывам образовать остров Юлию, Монте-Нуово и много еще других.

Бувар вспомнил, что читал эти подробности у Бертрана.

— Но в Европе подобных переворотов не происходит.

— Извини, пожалуйста, свидетельство тому — Лиссабон. Что касается наших краев, то залежи каменного угля и железистого пирита здесь многочисленны и, разлагаясь, прекрасно могут образовать вулканические отверстия. Извержения вулканов к тому же всегда происходят поблизости от моря.

Бувар окинул взглядом волны, и ему показалось, будто вдали поднимается к небу дым.

— Если остров Юлия исчез, — продолжал Пекюше, — то материки, сложившиеся по тем же причинам, идут, быть может, навстречу той же судьбе. Островок Архипелага имеет такое же значение, как Нормандия и даже Европа.

Бувар вообразил себе, как Европа низвергается в бездну.

— Допусти, — сказал Пекюше, — что землетрясение произойдет в Ламанше; воды ринутся тогда в Атлантический океан; берега Франции и Англии, пошатнувшись на своих основах, соединятся, и — крах! — вся середка раздавлена.

Не отвечая, Бувар пустился вперед так быстро, что скоро шагов на сто опередил Пекюше. Очутившись в одиночестве, он пришел в смятение от мысли о катастрофе. Он с утра не ел, в висках у него шумело. Вдруг ему показалось, что земля дрожит и вершина скалы над его головой накренилась. В это мгновение дождь гравия покатился сверху.

Пекюше увидел его стремительное бегство, понял его страх, крикнул издали:

— Остановись! Остановись! Период не завершен.

И чтобы догнать его, проделывал огромные прыжки, размахивая палкой туриста, не переставая вопить:

— Период не завершен! Период не завершен!

Бувар, обезумев, продолжал бежать. Зонтик полибранш упал, полы сюртука развевались, ранец подпрыгивал у него на спине, — словно крылатая черепаха скакала среди утесов. За одним из самых больших он скрылся.

Пекюше прибежал туда же задыхаясь, не нашел его, затем возвратился обратно, чтобы выйти в поле по «ложбинке», на которую, по-видимому, свернул Бувар.

Этот узкий коридор прорезал скалу большими ступенями, где могли уместиться двое стоящих рядом людей, и поблескивал, как полированный алебастр.

Поднявшись на пятьдесят футов, Пекюше захотел спуститься, но прибой был силен, и он снова принялся карабкаться вверх.

На втором повороте, увидев бездну, он похолодел от страха. По мере того как он приближался к третьему, ноги у него все больше подкашивались. Воздушные течения дрожали вокруг него, судорога схватывала живот. Он сел на землю, закрыв глаза, ничего не ощущая, кроме душившего его сердцебиения, затем отшвырнул палку туриста и на четвереньках продолжал восхождение. Но три заткнутые за пояс молотка врезались ему в тело; гальки, которыми набиты были карманы, хлопали его по бедрам; козырек фуражки лез на глаза, ветер усиливался. Наконец он взобрался на площадку, где нашел Бувара, который поднялся выше по менее трудной тропинке.

Их подобрала какая-то повозка. Они забыли об Этрета.

На следующий вечер, в Гавре, поджидая пароход, они увидели в газете фельетон, озаглавленный: «О преподавании геологии».

Статья, пересыпанная фактами, излагала вопрос так, как его понимали в то время.

Никогда на земном шаре не происходило полной катастрофы, но один и тот же вид не всегда одинаково долговечен и в одном месте угасает скорее, чем в другом. В формациях одного и того же возраста содержатся различные ископаемые, а наряду с этим находятся одинаковые в весьма отдаленных друг от друга отложениях. Папоротники былых времен были такими же, как ныне. Много современных зоофитов обнаружено в древнейших слоях. Словом, в нынешних изменениях заключается объяснение былых переворотов. Те же причины действуют всегда. Природа не делает скачков, и периоды, как утверждает Броньар, по существу всего лишь абстракции.