Бувар и Пекюше

Она была сирота из Уинстрегама, зарабатывала в месяц пистоль; словом, она ему так понравилась, что ему захотелось взять ее на службу в помощь старой Жермене.

Пекюше вернулся с фермершей, и, между тем как они продолжали торговаться, Бувар спросил шепотом Горжю, согласилась ли бы эта девушка поступить к нему в служанки.

— Конечно!

— Во всяком случае, — сказал Бувар, — я должен посоветоваться со своим другом.

— Ладно, а я это устрою; но теперь молчок! Чтобы не услышала хозяйка.

Баул был куплен за тридцать пять франков. О ремонте предстояло договориться особо.

Не успели они выйти во двор, как Бувар изложил свое намерение касательно Мели.

Пекюше остановился, чтобы лучше подумать, открыл табакерку, заложил в нос понюшку и, высморкавшись, ответил:

— В самом деле, это мысль! Господи, конечно! Какие же могут быть препятствия? К тому же, ты хозяин.

Минут десять спустя Горжю показался на краю оврага и окликнул их:

— Когда вам сундук принести?

— Завтра.

— А другое дело вы порешили?

— Решено! — ответил Пекюше.

IV

Через полгода они уже были археологами, и дом их напоминал музей.

Старая деревянная балка торчала в сенях. Геологические образцы загромождали лестницу, и огромная цепь тянулась по полу вдоль всего коридора.

Они сняли дверь между двумя комнатами, в которых не спали, и заложили снаружи вход во вторую, чтобы из двух помещений сделать одно.

Переступив порог, посетитель спотыкался о каменную бадью (галло-римский саркофаг), затем взор его поражали металлические изделия.

На противоположной стене висела медная грелка над двумя каминными таганами и плитою, которая изображала ласкающего пастушку монаха. На полках виднелись повсюду вокруг светильники, замки, болты, гайки. Пол сплошь был усеян обломками красных черепиц. Стол посередине заняли наиболее достопримечательные экспонаты: каркас женского чепчика из Ко, две глиняные урны, медали, бутылка опалового стекла. Спинка коврового кресла была покрыта гипюром в форме треугольника. Правую стенку украшал кусок кольчуги, а под ним, в горизонтальном положении, на гвоздях, покоился уникум — алебарда.

Во второй комнате, куда вели две ступеньки вниз, хранились вывезенные из Парижа старинные книги вместе с теми, что найдены были Буваром и Пекюше по приезде в одном из шкафов. Его створки были сняты. Он назывался библиотекой.

Родословное древо семейства Круамар занимало одно весь дверной простенок. На смежном панно писанный пастелью портрет дамы в костюме эпохи Людовика XV был под пару Бувару-отцу. Для подзеркальника служили украшением черное фетровое сомбреро и громадный башмак на деревянной подошве, а в нем листья — остатки гнезда.

Между двумя кокосовыми орехами, которыми смолоду владел Пекюше, на камине помещался фаянсовый бочонок, с усевшейся верхом на него фигуркой поселянина. Рядом в корзине хранилась монетка децима, которую однажды изрыгнула утка.

Перед библиотекой горделиво стоял комод, инкрустированный ракушками, с плюшевыми украшениями. На нем кошка с мышью в зубах, сент-аллирская окаменелость, и шкатулка для рукоделья, сложенная из ракушек, а на шкатулке — графин с водою, в котором находилась груша бонкретьен.

Но лучше всего была статуя св. Петра в оконной нише! Его правая рука в перчатке сжимала ключ от рая, цвета незрелого яблока. Расписанная лилиями риза была небесно-голубая, а ярко-желтая тиара — остроконечна, как пагода. У него были нарумяненные щеки, большие круглые глаза, разинутый рот и кривой с раструбом нос. Над ним висел балдахин из старого ковра, на котором можно было различить двух амуров в венце из роз, а у ног его, как колонна, торчал горшок для масла с надписью белыми буквами по шоколадному фону: «Исполнено в присутствии Е. К. В. Герцога Ангулемского, в Нороне, 3 октября 1817 года».

Когда Пекюше лежал в постели, все это являлось ему в виде амфилады, а иногда он уходил даже в комнату Бувара, чтобы удлинить перспективу.

Одно место, перед кольчугой, оставалось свободным: оно предназначалось для баула времен Возрождения.

Он не был готов, Горжю все еще работал над ним в пекарне, подгоняя друг к другу отдельные панно, собирая их и вновь разнимая.

В одиннадцать часов он завтракал, затем болтал с Мели и часто после этого пропадал на весь день.

Чтобы подобрать вещи в стиле баула, Бувар и Пекюше рыскали по окрестностям. То, что они привозили, оказывалось неподходящим. Но они набрели на множество любопытных предметов. Они пристрастились к безделушкам, затем появилось увлечение средневековьем.

Начали они с посещения соборов; и высокие нефы, отражавшиеся в воде кропильниц, стекла, сверкавшие, как драгоценные камни, гробницы в глубине часовен, тусклое освещение в склепах, — все, вплоть до сырости стен, вызывало в них трепет удовольствия, благоговейное волнение.

Вскоре они научились разбираться в эпохах и, не нуждаясь в услугах пономарей, говорили:

— А, романский свод… Это XII столетие. Мы попадаем в готику — пламенеющий период.