— Здесь раздаются колокола, какой-то горец прерывает их объяснение.
— И славу богу! Иначе…
И г-жа Борден улыбнулась, не договорив фразы. Смеркалось. Она встала.
Незадолго до того шел дождь, и дорога через буковый лесок была нелегкая, лучше было пойти домой полем. Бувар проводил г-жу Борден в сад, чтобы открыть калитку.
Сначала они молча шли вдоль карликовых деревьев. Он еще был взволнован своей декламацией, а она в глубине души была как-то изумлена, овеяна чарами литературы. Искусство при известных обстоятельствах потрясает посредственные души, и самое неуклюжее толкование способно раскрыть перед ними целые миры.
Солнце снова появилось, поблескивало на листве, там и сям бросало светлые пятна на кустарник. Три воробья с легким чириканьем прыгали по пню старой срубленной липы. Терновник в цвету распустил свои розовые букеты, отяжелевшие ветки сирени склонялись к земле.
— Ах! Хорошо! — сказал Бувар, вдыхая воздух полной грудью.
— Ну и мучаете же вы себя!
— Не скажу, чтобы у меня был талант, но темперамент у меня нельзя отнять.
— Видно… — промолвила она с расстановкой, — что вы… любили… когда-то.
— Вы полагаете, только когда-то?
Она остановилась.
— Не знаю.
«Что она хочет сказать?»
И Бувар чувствовал, как у него стучит сердце.
Посредине, на песке, была лужа, так что им пришлось пойти в обход, через буковую аллею.
Заговорили о представлении.
— Как называется ваш последний отрывок?
— Это из драмы «Эрнани».
— А!
Затем она произнесла медленно, говоря сама с собою:
— Очень, должно быть, приятно на самом деле слышать такие вещи от какого-нибудь господина.
— Я к вашим услугам, — ответил Бувар.
— Вы?
— Да, я!
— Что за шутки!
— Ни в малейшей степени.
И оглянувшись по сторонам, он взял ее за талию сзади и крепко поцеловал в затылок.
Она страшно побледнела, словно близка была к обмороку, и рукою схватилась за дерево; затем подняла веки и покачала головою.
— Уже прошло.
Он оторопело смотрел на нее.
Открыв калитку, она остановилась на пороге. По ту сторону, в канаве, текла вода. Г-жа Борден подобрала все оборки подола и стояла на краю в нерешительности.
— Не помочь ли вам?
— Не нужно.
— Отчего?
— Ах, вы слишком опасны!
И при прыжке через канаву мелькнул ее белый чулок.
Бувар упрекнул себя в том, что упустил случай. Э, подвернется другой, и кроме того женщины не все одинаковы: одних нужно брать врасплох, с другими смелость пагубна. В общем он был собою доволен и если не поделился своей надеждою с Пекюше, то из боязни замечаний, а никак не из щепетильности.
Начиная с этого дня, они начали декламировать перед Горжю и Мели, сожалея, что у них нет домашнего театра.
Молоденькая служанка хоть и не понимала ничего, а забавлялась, ошеломленная языком, завороженная журчанием стиха. Горжю рукоплескал философским тирадам в трагедиях и всему тому, что льстило народу в мелодрамах; очарованные его вкусом, друзья порешили давать ему уроки, в намерении сделать из него впоследствии актера. Эта перспектива ослепляла мастерового.
Слух об их занятиях распространился. Вокорбей говорил с ними об этом в насмешливом тоне. Вообще к ним относились презрительно.
Тем больше они выросли в собственных глазах. Посвятили себя в артисты. Пекюше стал носить усы, а Бувар не нашел ничего лучшего, как отпустить волосы a la Беранже в придачу к своей круглой физиономии и плеши.
Наконец они решили сочинить пьесу.
Трудную сторону составлял сюжет.
Они его изобретали за завтраком и пили кофе — напиток, необходимый для творчества, затем пропускали две-три рюмочки. Ложились в постель соснуть, после чего спускались во фруктовый сад, гуляли там, наконец выходили за ворота, чтобы обрести вдохновение в полях, блуждали рядом и возвращались измученные.
Или же они запирались на ключ. Бувар разгружал стол, клал перед собою бумагу, обмакивал перо и замирал, уставившись глазами в потолок, между тем как Пекюше размышлял в кресле, вытянув ноги и поникнув головой.
Иногда они чувствовали трепет и как бы дуновение идеи; уже готовились ее схватить, но она ускользала.
Существуют, однако, способы находить сюжеты. Берешь наудачу какое-нибудь заглавие, а из него вытекает фабула; разрабатываешь пословицу, соединяешь несколько происшествий в одно. Ни один из этих способов не привел к цели. Они безуспешно перелистали сборники анекдотов, несколько томов знаменитых процессов, множество исторических книг.
И мечтали о постановке своей пьесы в «Одеоне», вспоминали театры, тосковали по Парижу.
— Я был рожден для поприща писателя, а не для того, чтобы зарыться в глуши! — говорил Бувар.
— Я тоже, — отвечал Пекюше.
Их озарила мысль: они мучатся так потому, что не знакомы с правилами.
Изучать их они принялись по книге д'Обиньяка «Практика театра» и некоторым менее устаревшим сочинениям.