Бувар и Пекюше

Гости пили ликеры, и пепел от сигар падал на шелк мебели. Аббат в споре с Жирбалем напал на Вольтера. Кулон уснул. Граф де Фаверж заявил о своей преданности Шамбору.

— Ульи говорят в пользу монархии.

— Но муравейники — в пользу республики.

Впрочем, врач ею больше не дорожил.

— Вы правы! — сказал супрефект. — Дело не в форме правления.

— Если обеспечена свобода! — возразил Пекюше.

— Честному человеку она не нужна, — ответил Фуро. — Я до речей не охотник! Я не журналист! Но я утверждаю, что Франция нуждается в железной руке!

Все стали призывать спасителя.

И, уходя, Бувар и Пекюше слышали, как г-н де Фаверж говорил аббату Жефруа:

— Нужно восстановить повиновение. Власть гибнет, когда подвергается критике. Спасение только в божественном праве.

— Совершенно верно, граф.

Бледные лучи октябрьского солнца тянулись позади леса, дул сырой ветер. И шагая по опавшим листьям, друзья дышали так, словно вырвались на свободу.

Все, чего они не могли высказать, излилось в восклицаниях.

— Что за идиоты! Какая низость! Можно ли себе представить такую закоснелость! Прежде всего, что значит божественное право?

Приятель Дюмушеля, тот самый профессор, который просветил их по части эстетики, ответил на их вопрос в ученом письме.

Теория божественного права была формулирована при Карле II англичанином Фильмером.

Вот она:

«Создатель даровал первому человеку господство над миром. Оно перешло к его потомству, и власть короля исходит от бога: „он его образ“, пишет Боссюэт. Родительская власть учит повиноваться одному человеку. Короли созданы по образцу отцов.

Локк отверг эту доктрину. Есть различие между родительской властью и монархической, так как по отношению к собственным детям любой подданный и монарх наделены одинаковыми правами. Королевская власть существует только на основе народного избрания; о том же напоминал и обряд миропомазания, во время которого два епископа, показывая короля, спрашивали знать и простой народ, признают ли они его.

Итак, власть исходит от народа. Он имеет право „делать все, что желает“, говорит Гельвеций, „изменять свою конституцию“, говорит Ватель, восставать против несправедливости, как утверждают Глафей, Отман, Мабли и пр.! А св. Фома Аквинский разрешает ему освобождать себя от тиранов. Он даже свободен, — заявляет Жюрье, — от обязанности быть правым».

Удивленные такою аксиомой, Бувар и Пекюше взялись за «Общественный договор» Руссо.

Пекюше дочитал до конца; затем, закрыв глаза и запрокинув голову, стал его разбирать.

Предполагается соглашение, в силу которого личность отказалась от своей свободы.

Народ в то же время обязался защищать личность от несправедливостей природы и передал ей в собственность то, чем располагает.

Где доказательство существования договора?

Нигде! И общество не дает гарантий. Граждане будут заниматься исключительно политикой. Но так как нужны ремесленники, то Руссо рекомендует рабство. Науки погубили человеческий род. Театр действует развращающе, деньги пагубны, и государство должно ввести известную религию под страхом смертной казни.

«Как! — сказали они себе. — Вот он каков, верховный жрец демократии!»

Все реформаторы подражали ему; и они раздобыли «Исследование социализма» Морана.

Первая глава излагает доктрину сен-симонизма.

Во главе — Отец, совмещающий в себе папу и императора. Право наследования отменяется, все имущества, движимые и недвижимые, образуют общественный фонд, и пользование им будет происходить иерархически. Промышленники станут управлять народным богатством. Но опасаться чего-либо не приходится, — главою будет тот, кто «больше всех любит».

Недостает одного — женщины. От появления женщины зависит спасение мира.

— Я не понимаю.

— Я тоже.

И они взялись за фурьеризм.

Все бедствия происходят от принуждения. Пусть притяжение станет свободным — и установится гармония.