Бувар и Пекюше

Эта перемена режима повлияла на здоровье Бувара. Он очень отяжелел, дышал после еды как кашалот, захотел похудеть, стал меньше есть и ослабел.

Пекюше тоже чувствовал себя «подточенным», кожа у него зудела, а в горле образовались налеты.

— Плохи дела, — говорили они, — плохи.

Бувар надумал пойти в трактир и выбрать там несколько бутылок испанского вина, чтобы починить свою машину.

Когда он выходил оттуда, писец от Мареско и еще три человека несли большой стол орехового дерева к Бельжамбу, которого им поручено было очень поблагодарить от имени нотариуса. Стол вел себя превосходно.

Так Бувар узнал о новой моде — столоверчении. Он посмеялся над писцом.

Однако по всей Европе, в Америке, в Австралии и в Индии миллионы смертных проводили жизнь свою в том, что вертели столы и открывали способы пользоваться чижами, как прорицателями, давать концерты без инструментов, переписываться при посредстве улиток. Печать, в серьезном тоне преподнося публике эти враки, служила опорой ее легковерию.

Стучащие духи поселились в замке Фавержа, оттуда распространились по деревне, и особенно много вопросов задавал им нотариус.

Задетый скептицизмом Бувара, он пригласил обоих приятелей на вечеринку с вертящимися столами.

Не ловушка ли это? Там будет, вероятно, г-жа Борден. Пекюше отправился туда один.

На вечере присутствовали мэр, управляющий налогами, капитан, еще несколько местных жителей со своими женами, г-жа Вокорбей, г-жа Борден, как и надо было ожидать; далее, бывшая учительница г-жи Мареско, мадмуазель Лаверьер, особа немного косоглазая, чьи седые волосы падали на плечи спиралями, по моде 1830 года. В кресле сидел родственник хозяина, приехавший из Парижа, в синем фраке и с дерзким выражением лица.

Две бронзовые лампы, этажерка с редкими вещицами, романсы с виньетками на фортепиано и крошечные акварели в непомерно больших рамах всегда вызывали удивление в Шавиньоле. Но в этот вечер все взоры устремлены были на стол красного дерева. Его собирались испытать сейчас же, и он имел значительный вид, как все, что скрывает в себе тайну.

Двенадцать гостей расселись вокруг него, раздвинув пальцы, так что касались друг друга мизинцами. Слышно было только тиканье часов. Лица выражали напряженное внимание.

Через десять минут несколько человек начали жаловаться, что у них по рукам бегают мурашки. Пекюше чувствовал себя неважно.

— Вы толкаете! — обратился капитан к Фуро.

— Ничуть!

— Право же!

— Что вы, сударь!

Мареско их успокоил.

Напрягая слух, некоторые услышали как бы потрескиванье дерева. Иллюзия! Ничто не шелохнулось.

В прошлый раз, когда из Лизье приезжали Оберы и Лормо и когда нарочно заняли стол у Бельжамба, все шло так хорошо! А сегодня стол упрямился… Почему?

Очевидно, ему мешал ковер, и общество перешло в столовую.

Выбор пал на широкий столик с одной ножкой; за ним разместились Пекюше, Жирбаль, г-жа Мареско и ее кузен, г-н Альфред.

Столик был на колесиках, он откатился вправо; участники сеанса, не разрывая цепи, последовали за ним, и он автоматически совершил еще два поворота. Все были поражены.

Тут г-н Альфред произнес громким голосом:

— Дух, как тебе нравится моя кузина?

Столик, медленно покачиваясь, стукнул девять раз.

Согласно панкарте, переводившей число ударов на буквы, это означало: «Прелестна». Раздались крики браво.

Затем, поддразнивая г-жу Борден, Мареско предложил духу объявить ее точный возраст.

Ножка столика упала пять раз подряд.

— Как? Пять лет? — воскликнул Жирбаль.

— Десятки не в счет, — возразил Фуро.

Вдова улыбнулась, хотя и злилась в душе.

На другие вопросы ответов не последовало, настолько сложен был алфавит. Лучше было бы пользоваться дощечкою, быстрым способом, который применяла даже г-жа Лаверьер, записывая в альбом свои непосредственные сношения с Людовиком XII, Клеманс Изор, Франклином, Жан Жаком Руссо и пр. Эти механические дощечки продавались на улице Омаль. Г-н Альфред пообещал достать одну штуку, затем обратился к учительнице:

— А недурно бы четверть часика помузицировать? Мазурку бы!

Зазвучали два резких аккорда. Он взял свою кузину за талию, исчез с нею, вернулся. Пахнуло ветром от платья, задевавшего двери на лету. Она откинула голову назад, он дугою выгнул руку. Все любовались грацией дамы, молодцеватым видом кавалера; и не ожидая пирожных, Пекюше ушел, ошеломленный вечером.

Сколько ни повторял он: «Да ведь я видел! Я видел!», Бувар отрицал факты и все же согласился проделать опыт самолично.

В течение двух недель они проводили послеобеденное время сидя друг против друга, положив руки на стол, затем на шляпу, на корзину, на тарелки. Все эти предметы оставались неподвижны.

Явление вертящихся столов тем не менее достоверно. Профаны приписывают его духам, Фарадей — продолжению нервной деятельности, Шеврель — бессознательному напряжению, или, быть может, как предполагает Сегуен, от собрания людей исходит импульс, магнетический ток?

Эта гипотеза заинтересовала Пекюше. Он нашел в своей библиотеке «Руководство для магнетизера» Монтакабера, внимательно перечитал и посвятил в его теорию Бувара.