Бувар и Пекюше

— Вот эта женщина — врач, — сказал Пекюше, указывая на страдавшую золотухой Викторию. — Она распознает болезни и назначает лекарства.

Ланглуа горел желанием посоветоваться с нею насчет своего катара, но не посмел; зато Кулон был храбрее и попросил чего-нибудь от ревматизма.

Пекюше вложил его правую руку в левую руку Виктории, и ясновидящая, все еще не открывая глаз, с немного красными щеками, с дрожащими губами, сначала несла вздор, а затем предписала valum becum.

Она служила когда-то в Байе у аптекаря. Вокорбей из этого заключил, что она хотела сказать album graecum, слово, может быть, попавшееся ей на глаза в аптеке.

Затем он подошел к старику Лемуану, который, по словам Бувара, видел веши сквозь непрозрачные покровы.

Это был спившийся школьный учитель. Седые волосы развевались вокруг лица, и, прислонившись к дереву, повернув руки ладонями кверху, он спал с величественным видом, хотя солнце било ему прямо в глаза.

Врач приложил к его ресницам двойной галстук, а Бувар поднес газету и сказал повелительно:

— Читайте!

Он опустил лоб, пошевелил мышцами лица, потом запрокинул голову и наконец прочитал по слогам:

— Кон-сти-ту-цио-налист.

— Но при некоторой ловкости всякая повязка может соскользнуть!

Недоверие врача возмутило Пекюше, и он пошел даже на такой риск, что заявил, будто дочь Барбея может описать, что в данную минуту происходит у самого доктора в доме.

— Хорошо, — сказал тот.

И, вынув часы, спросил:

— Чем занята моя жена?

Дочь Барбея долго колебалась, затем угрюмо произнесла:

— Как? Что? А, я знаю! Она пришивает ленты к соломенной шляпе.

Вокорбей вырвал листок из памятной книжки и написал записку, которую взялся отнести усердный писец нотариуса.

Сеанс был окончен. Больные разошлись.

Бувару и Пекюше в общем не посчастливилось. Это произошло из-за температуры или табачного дыма или же зонтика аббата Жефруа с медною отделкой: этот металл препятствует истечению флюида.

Вокорбей пожал плечами.

Тем не менее не станет же он оспаривать добросовестность гг. Делеза, Бертрана, Морена, Жюля Клоке. А эти ученые утверждают, что сомнамбулы предсказывали события, безболезненно выносили мучительные операции.

Аббат сообщил более удивительные истории. Один миссионер видел браминов, бегавших по дороге вниз головой. Великий Лама в Тибете вспарывает себе кишки, чтобы пророчествовать.

— Вы шутите? — спросил врач.

— Ничуть!

— Да бросьте! Что за басни!

И уклонившись в сторону от проблемы, все стали рассказывать анекдоты.

— У меня, — сказал бакалейный торговец, — была собака, которая всегда хворала, когда месяц начинался с пятницы.

— Нас было четырнадцать детей, — подхватил мировой судья. — Я родился четырнадцатого числа, женился четырнадцатого, и мои именины приходятся на четырнадцатое число. Объясните-ка мне эту штуку.

Бельжамб несколько раз видел во сне число постояльцев, которое у него будет на следующий день в гостинице, а Пти рассказал об ужине Казотта.

Тут кюре привел такое соображение:

— Почему бы не видеть в этом просто-напросто…

— Чертей, не правда ли? — сказал Вокорбей.

Аббат вместо ответа качнул головою.

Мареско заговорил о дельфийской пифии.

— Это, несомненно, объяснялось миазмами.

— Ах, теперь уж миазмами!

— А я допускаю существование флюида, — возразил Бувар.

— Неврозно-астрального, — прибавил Пекюше.

— Но докажите его присутствие. Покажите-ка нам ваш флюид. И к тому же флюиды вышли из моды, поверьте мне.

Вокорбей отошел подальше в тень. За ним последовали гости.

— Когда вы говорите ребенку: «Я — волк, я тебя съем», он представляет себе, что вы волк, и боится; следовательно, это — сновидение, вызванное словами. Подобным же образом погруженный в сомнамбулизм принимает какие угодно фантазии. У него действует память и спит воображение, он всегда повинуется и, думая, что мыслит, испытывает одни лишь ощущения. По этому способу можно внушать преступные замыслы; добропорядочные люди могут оказаться дикими зверями и превратиться невольно в людоедов.

Взоры обратились на Бувара и Пекюше. Их наука была опасна для общества.

Писец нотариуса появился в саду, размахивая письмом от г-жи Вокорбей.

Доктор его распечатал, побледнел и наконец прочитал следующее:

«Я пришиваю ленты к соломенной шляпе».

От изумления смех замер на губах.

— Простое совпадение. Это ничего не доказывает.

И так как у обоих магнетизеров был торжествующий вид, то в дверях он обернулся и сказал им:

— Не продолжайте этой опасной забавы.

Кюре, уводя с собою церковного сторожа, основательно его распек.

— С ума вы, что ли, сошли? Без позволения! Запрещенные церковью занятия!

Все разошлись. Бувар и Пекюше беседовали на пригорке с учителем, когда из фруктового сада, сняв повязки, вышел Марсель; он бормотал:

— Выздоровел! Выздоровел! Добрые господа!

— Ладно! Довольно! Оставьте нас в покое!

— Ах, добрые господа, я вас люблю! Ваш слуга!