Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

В конце января в квартире Слепака на улице Горького собрались шесть московских отказников: Мелик Агурский, Виталий Рубин, Володя Слепак, Саша Лунц, Александр Яковлевич Лернер и я. Мы справляли поминки по поправке Джексона и на чем свет стоит кляли Киссинджера. Если бы не этот соглашатель, не этот капитулянт, все было бы иначе! Его призывы к тихой дипломатии и погубили все дело! Если бы он не пресмыкался перед советской властью, а проявил хотя бы десятую долю моральной твердости сенатора Джексона, то Кремль, безусловно, отступил бы. А сейчас, в преддверии президентских выборов, Москва, разумеется, будет подыгрывать Форду. Мы были уверены, что разрыв соглашения был согласованной операцией Громыко и Киссинджера с целью ослабить позиции Джексона и задушить диссидентов в СССР.

К концу собрания шестеро захмелевших отказников подписали в защиту сенатора письмо, грустная ирония которого не ускользнула от хозяйки дома, несравненной Маши Слепак. «Это напоминает картину Репина – евреи пишут письмо Дяде Сэму», – сказала она.

– Это наш вклад в предвыборную кампанию сенатора Джексона, – сказал я Крису Рену, передавая письмо в «Нью-Йорк таймс».

И хотя наш фаворит проиграл номинацию Джимми Картеру, его идеи о бескомпромиссной идеологической конфронтации с СССР остались на повестке дня и дождались своего часа. Пройдет всего несколько лет, и киссинджеровский détente – признание легитимности репрессий и раздел сфер влияния – окажется на свалке истории, а политика тотального давления, предложенная Джексоном, возродится в крестовом походе Рональда Рейгана, объявившего Советский Союз «империей зла». Еще через некоторое время множество евреев, рвущихся в щель в железном занавесе, реинкарнируются в толпе восточных немцев, штурмующих стену в Берлине, и Империя зла рухнет как карточный домик. Конечно, никто из нас не мог предвидеть такого тогда. Настроение у нас было мрачное. Мы понимали, что проиграли, что наступают тяжелые времена.

Глава 11. Первая победа

Уже практически не надеясь на успех, я продолжал попытки связать свое дело с темой биологического оружия.

Конференция по рекомбинантной ДНК должна была состояться в Асиломаре, штат Калифорния, в конце февраля 1975 года. Через некоторое время после этого должна была торжественно вступить в силу конвенция, запрещающая БО. Для меня это была вполне подходящая возможность перейти в атаку.

Следуя своей стандартной методе, я отправил телеграмму в оргкомитет Асиломарской конференции с просьбой «обсудить явное намерение Советского правительства использовать мою работу в военных целях» и опять отправил копию Овчинникову. Я, естественно, не делал из этого секрета, и слух о том, что «Гольдфарб пытается спровоцировать скандал» в Асиломаре, быстро распространился по московским биологическим институтам.

Вскоре меня позвал на беседу мой бывший начальник Хесин, с которым я продолжал время от времени тайно встречаться.

– Tы выбрал весьма оригинальный способ рекламировать нашу лабораторию. И, должен сказать, твои выходки вызвали большой интерес. Люди делают ставки, попадешь ли ты в тюрьму, – сказал Хесин, глядя на меня взглядом натуралиста, наблюдающего за лабораторной мышью.

– И на что же ставите вы, Роман Бениаминович? – спросил я.

– Я даю тебе 50 на 50. В целом политическая ситуация складывается не в твою пользу, но в логике тебе не откажешь, так что, возможно, у тебя есть шанс. Тебе будет небезынтересно узнать, что в Асиломар едут Энгельгардт, Колосов, Баев и Мирзабеков, а Овчинников не едет.

Как выяснилось тридцать лет спустя, академики Александр Баев и Андрей Мирзабеков были полноправными членами секретного научного совета Домарадского. Михаил Колосов был заместителем Овчинникова, выполнявшим работы по токсинам для «Биопрепарата». Все трое были полностью в курсе тайных разработок. Единственным, кто мог не знать о делах «Биопрепарата», был Энгельгардт – директор Института молекулярной биологии, куда Книгин хотел меня устроить. Энгельгардт был человек пожилой, беспартийный и считался патриархом советской биохимии.

Всю делегацию, сообщил Хесин, вызывали на инструктаж в ЦК КПСС, где их предупредили о «возможных антисоветских провокациях сионистских кругов» по моему поводу. «Кто-то из них слил все это Хесину», – подумал я. Бьюсь об заклад, это был Овчинников: он один мог позволить себе такой жест безнаказанно. Но теперь, когда все они мертвы, я никогда уже не узнаю наверняка.

* * *

Конференция по рекомбинантной ДНК открылась 24 февраля 1975 года в конференц-центре «Асиломар», в тихом прибрежном калифорнийском городке Пасифик-Гроув. Около 150 биологов из ведущих лабораторий мира собрались для беспрецедентной миссии: установить добровольные ограничения на собственные исследования ради всеобщего блага. Ничего подобного в истории до сих пор не было.