Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

Щаранский – лысoватый улыбчивый парень небольшого роста – происходил из «хунвейбинов», как называлась среди отказников группа молодежи, любившая устраивать демонстрации с плакатами типа «Отпусти народ мой!», после чего их обычно сажали на 15 суток. Когда встал вопрос о том, кто займет мое место «пресс-секретаря», Саша Лунц – профессор математики, который среди московских отказников больше всех думал о том, как перехитрить Контору, – выдвинул кандидатуру Щаранского, в основном потому, что тот неплохо знал английский. Поначалу я отнесся к этой идее скептически: мол, чтобы ходить на демонстрации и сидеть 15 суток, большого ума не надо – а чем еще проявил себя этот парень? Но, поговорив с кандидатом, я изменил свое мнение: за улыбчивой манерой скрывались острый ум и безусловная политическая хватка. Перед отъездом я передал Щаранскому все свои контакты с корреспондентами, как передал их мне Кирилл Хенкин за два года до этого. Официальная инаугурация Щаранского в роли «пресс-секретаря» состоялась на моих проводах в квартире профессора Лернера. Тогда же впервые обсуждалась идея, которая впоследствии дорого обошлась Щаранскому и всему движению: тиражировать технологию «действия от противного», которая оказалась столь успешной в моем случае.

– Что значит тиражировать? – не понял Нехемия.

– Если отказники знают государственную тайну, значит, там, где они работали, ведутся военные разработки. Идея в том, чтобы составить «черный список» таких учреждений и организовать против них бойкот на Западе. Например, если профессор Лернер работал в Институте проблем управления, то институт вносится в черный список и никто из его сотрудников не может получить американской визы – пока Лернера не отпустят. Может быть, даже организовать что-то вроде новой поправки Джексона, чтобы законодательно запретить продажу американской технологии в эти учреждения, исключить их из программ научно-технического обмена и так далее.

– И кто же это придумал? – спросил Нехемия.

– Лернер, Щаранский и я.

– А если там действительно окажутся секретные объекты?

– Тем хуже для этих объектов. Но большинство отказников никаких секретов не знают.

– Почему вы так думаете?

– Потому что тот, кто действительно знает секреты, никогда в жизни не подаст на выезд, ибо он может угодить под машину по дороге в ОВИР.

– То, что вы задумали, – очень рискованная операция, – морщины на лбу Нехемии сложились в дугу сомнения. – У вас лично это получилось один раз, но не обязательно сработает в другой. Я бы не стал этого делать. Вы пытаетесь шантажировать советское государство. Но оно может отреагировать совсем не так, как вы ожидаете. Нужно понимать, что у него тоже есть жизненные интересы. В какой-то момент оно скажет: «Стоп!» – а если вы не остановитесь, против вас бросят все средства. Дело даже не в том, что у большинства отказников был допуск к гостайне, а в том, что существует масса возможностей устроить против вас провокацию, втянуть вас в деятельность, которая выглядит как шпионаж. Найдется подсадная утка, которая скажет, что ее действительно завербовало ЦРУ. Что за человек этот Щаранский? Вы в нем уверены?

– Я с ним знаком недавно, но он мне понравился.

– Он не из этих? Не из диссидентов? – лицо приобрело выражение испуганной озабоченности.

– В гораздо меньшей степени, чем я.

– Мы очень обеспокоены взаимодействием наших людей с демократическим движением.

«Наших людей», – отметил про себя я. Ничего себе, никто в Москве даже и не подозревает, что мы «его люди». Разве что Виктор Польский.

– Что же в этом плохого?

– Мы не должны смешиваться с диссидентами. Они борются против советского режима, это, может быть, достойная цель, но мы решаем гораздо более узкую задачу – репатриацию в Израиль. СССР еще может согласиться отпустить евреев, если мы не будем лезть в его внутренние дела, но он никогда не согласится с программой Сахарова – никогда! Поэтому для нас связь с демократическим движением вредна. Да и демократам она не на пользу.

– Нехемия, разрешите не согласиться: эмиграция в Израиль и есть главная угроза советскому режиму.

По его лицу я понял, что он думает про меня то же самое, что я про него: этот человек ровным счетом ничего не понимает. Пожалуй, пора заканчивать и, наверное, не стоит рассказывать ему, что Толя Щаранский также занял мое место в качестве пресс-секретаря Сахарова и «связника» между отказниками и «демократами».

– Понимаете, Александр, вы должны выбрать, на чьей вы стороне, – закончил разговор Нехемия. Из его голоса полностью исчезли ласково-вкрадчивые нотки и зазвучала сталь. – Либо вы воюете с советской властью, либо боретесь за Израиль. Здесь идет борьба, в которой нет места для абстрактных теорий и всеобщих ценностей. Каждая сторона по-своему права, но побеждает та, которая сильнее и хитрее. Вы должны выбрать свою команду.

– Вероятно, я не командный игрок, – сказал я.

– Вероятно, – ответил он.