Был такой случай…

Наконец хозяин квартиры, в которой происходило веселье, вскочил с табуретки и с радостным криком умчался в соседнюю комнату. Через минуту, явившись назад, он принёс детскую книжку, раскрытую на странице с ярким рисунком пресловутой редиски. Все радостно загомонили.

– Вот! – произнёс хозяин. – Редиска! Веджетебыл!

Иностранец улыбнулся картинке, как портрету давно знакомого человека, и радостно произнёс:

– Yes! This is radish!

– Ну вот! – просияли все. – Понял теперь? Радиш, редис, редиска! Андестенд?

– Understand! – закивал головою гость. – Radish! But why is a vegetable a bad person?

– Вот так, – устало сказал переводчик. – Объясняйте теперь, почему это овощ – плохой человек. Да так, чтобы он адестенд как следует…

Понедельник

В начале восьмидесятых, в воскресение вечером, я возвращался домой через пустырь, на котором уже лет десять безуспешно возводился дворец культуры. Был разгар лета, и солнце, несмотря на позднее время, едва приблизилось к горизонту.

Внезапно калитка одного из домов, граничащих с пустырём, распахнулась, и в ней показались два мужика. Вид они имели заспанный и лохматый. Встав лицом к заходящему солнцу, друзья о чём-то заспорили, размахивая руками. А увидев меня, радостно закричали:

– Земляк! Подойди!

Я подошёл и был поприветствован дружеским пожатием рук. Затем, обдавая меня перегаром, один спросил:

– Слушай, сейчас воскресенье вечер или понедельник утро?

– Воскресенье вечер, – ответил я.

– Я говорил! – радостно воскликнул мужик. А второй недоверчиво протянул:

– Да нет, понедельник утро…

– Какое утро, когда солнце на западе? – упорствовал я.

– На западе? – удивился тот, с подозрением созерцая закат.

– Во, на западе! – радостно откликнулся его собутыльник. – Ещё вся ночь впереди!

– Ну, – вздохнул спорщик, – пошли допивать, раз на западе. Это хорошо, что на западе…

И мужики потащились обратно в калитку. Первый из них что-то радостно восклицал, а второй, соглашаясь с ним, всё-таки с недоверьем косился на солнышко.

На другой день, в понедельник утром, я снова шёл через тот же пустырь, но уже на работу. Те же два мужика, ещё лохмаче и заспанней, стояли на том же месте и снова спорили. Увидев меня, издалека закричали:

– Земляк! Сейчас воскресенье вечер или понедельник утро?

– Понедельник утро! – радостно сообщил я и приготовился вновь объясняться насчёт сторон света. Но этого не потребовалось. Мне поверили сразу. Второй мужик просто мрачно вздохнул, а первый с досадой промолвил:

– Некстати…

Солист

Этот случай рассказал мне один знакомый, много лет живший на Северном Кавказе. Работал он в отделе культуры республиканского центра и был очевидцем этой истории.

Как-то раз, на ежегодный конкурс самодеятельности, приехал коллектив из далёкого горного аула. Он исполнял народные песни в традиционной манере, которая в общих чертах заключалась в речитативе солиста, обычно наиболее уважаемого и пожилого, и многоголосом припеве хора по окончании каждой фразы. Солист был волен импровизировать как угодно. Обычно темой выбиралось что-нибудь героическое.

К примеру, почтенный аксакал громко произносил нараспев:

– Вахтанг, наш земляк, воевал с врагами во время войны!

Два-три десятка бравых хористов с серьёзными лицами у него за спиной дружно тянули мелодичный припев:

– О-о-о-о-о…

Солист продолжал:

– Одним выстрелом он убивал трёх врагов!

Хор подхватывал:

– О-о-о-о-о…

– Самый главный из генералов лично жал ему руку!

– О-о-о-о-о…

И так далее.

И вот этот хор приехал в республиканский центр. Как на грех, солист оказался в городе в первый раз за свою немалую жизнь.

Город поразил аксакала. Он целый день наслаждался его парками и бульварами, но больше всего его впечатлило мороженое. Прежде он ничего такого не пробовал, и теперь просто не мог оторваться от лакомства. Спутники осторожно ему намекали, что в таких количествах сей дивный щербет не едят, но всё было тщетно. Наутро, в день выступления, солист проснулся без голоса. Однако, преисполненный чувством долга, никому ничего не сказал.

И вот – коллектив на сцене. Огромный зал готов насладиться традиционным пением горцев. Солидные усачи в национальных костюмах стоят в три ряда. Перед ними – уважаемый аксакал. Он-то надеялся, что голос к выступлению возвратится. Однако попытка исполнить речитатив о герое-односельчанине вылилась лишь в сипенье и кашель, многократно усиленные микрофоном.

Зал замер. Хор замер. Солист прокашлялся – и продолжил.

Из мощных колонок раздался шипящий писк:

– Чёрт бы побрал это ваше мороженое!

– О-о-о-о-о… – дружно и весело подхватили хористы, не вникая в смысл фразы и радуясь, что их аксакал хоть что-то запел.

– Никогда больше в жизни не буду есть это ваше мороженое! – продолжил сипло ругаться солист.

– О-о-о-о-о… – поддержал его хор.

– И кто его только придумал, это мороженое!

– О-о-о-о-о…

Не знаю, какое место на конкурсе занял тот коллектив, но публика пребывала в восторге. Правда, на бис аксакала не вызывали – видимо, пожалели его простуженную гортань.

Спор на еду