Лукаво не мудрствуя, художник изобразил пустыню, закрасив нижнюю часть полотна в жёлтый, а верхнюю в синий цвет. На этом тоскливом пейзаже ютился прямоугольный, ослепительно белый дом без окон, но с чёрным провалом дверей. На переднем плане сидел на земле Сам Христос, улыбаясь в предвкушении трапезы. Между домом и гостем возвышалась прямая, как столбик, фигура женщины. В руках её был большущий поднос с горкой каких-то фиолетовых кругляшей – очевидно, с экзотическими плодами. Женщина – без сомнения, Марфа – сияла ослепительною улыбкой, занимавшей большую часть лица, и вся её поза выражала благоговение. Марии, которая должна бы была сидеть у ног Иисуса, художник не написал, но это лишь помогало сосредоточить внимание на хозяйке и госте. Правда, как это часто бывает у самоучек, в пропорциях тел ноги занимали длину в пару раз меньшую, чем это было бы нужно. Но зато выражение лиц – радушной хозяйки, несущей изысканное угощение, и голодного гостя, этого угощения ждущего – были искренни в самой высокой степени. При созерцании этой картины мне постоянно хотелось есть.
А ещё на одну из картин смотреть натощак было решительно невозможно. Здесь художник изобразил натюрморт. Но какой! На ровном охристом фоне стояла целая батарея графинчиков и бутылок. Очевидно, хорошо понимая, что прозрачную жидкость в стекле написать достаточно сложно, автор сделал содержимое всех сосудов окрашенным. Здесь были и красные (ярко-красные!) вина, и вина жёлтые, и коричневые коньяки с огромным количеством звёздочек, и нечто непонятное тёмно-зелёного цвета. Рядом на плоском подносе возвышалась закуска – я сумел опознать виноград, груши, яблоки и, как мне казалось, лимон. По нижнему краю картины змеились неровные буквы, венчавшие замысел и придававшие произведению особые прелесть и смысл: «Глаз видит, а в рот не возьмёшь. Соблазнительно!»
Сколько я ни пытался, узнать фамилию и имя художника не получилось. Хозяева небывалых картин лишь разводили руками и говорили, что да, жил тут один умелец после войны. Но где он жил и кем был, никто припомнить не мог. Так и сгинуло имя автора в бездне времён. Впрочем, искренние его картины, я надеюсь, ещё остались в старых домах.
Кастрюля
Общежитие – это особая территория. Оно заставляет даже самых солидных и взрослых людей хоть временно превратиться в легкомысленных шалопаев. Ну, и вести себя соответственно…
Как-то раз, на одном из курсов повышения квалификации, меня поселили в общежитии на этаж, занятый в основном руководящим составом. На фоне главных врачей и их заместителей, руководителей здравотделов и даже одного краевого министра я – всего лишь завслужбой – должен был выглядеть просто синичкой в стае гордых орлов. Однако в первый же вечер меня успокоило объявленье на кухне, начертанное от руки на листочке бумаги:
«Ребята, кто спёр наш борщ, верните хотя бы кастрюлю!»
И здесь всё было, как у людей!
Ностальгия
Однажды в бане, отдыхая после парной, мужики в разговоре вспомнили детство, и, между прочих приятных вещей – пирожки с повидлом, которые продавались когда-то в центре нашего городка.
– Да, вот были вкусные пирожки! – мечтательно произнёс один из парильщиков. – Как сейчас помню – пять копеек за штуку!
Вреди взрослых сидел мальчуган лет десяти – двенадцати. От этих слов глаза его буквально вылезли из орбит.
– Пять копеек?! – воскликнул он. – Пирожок – всего пять копеек? Да правда что ли?
– Правда, чистая правда! – заверили его сразу несколько голосов. И, видя во взоре ребёнка сомнение, принялись вспоминать про прежние цены.
– А мясной пирожок стоил десять копеек. Томатный сок – тоже десять копеек стакан, виноградный двадцать… Зато газировка, ежели без сиропа, копейку всего. Спички – тоже копейку…
Мальчик слушал с разинутым ртом. А мужиков понесло.
– Хлеб стоил шестнадцать копеек буханка! А колбаса! Её, правда не было. В кино ходили за гривенник!..
– Вот бы мне в то время попасть! – восторженно вскрикнул ребёнок. – Мне дедушка на день рождения тысячу подарил! Я бы с такими деньгами…
Все принялись пересчитывать тыщу рублей на газировку и пирожки.
Но тут раздался голос реакции:
– Мужики, вы чего пацану лапшу на уши вешаете? Лучше скажите, какие зарплаты тогда получали!
– Я – сто пятнадцать! – сообщил один из компании.
– А у меня оклад был сто двадцать четыре.
– Я на заводе иной раз до двухсот получал.
– А мать у меня – восемьдесят рублей…
Восторг из взгляда ребёнка медленно испарился. Видимо, он поделил на стоимость пирожков те зарплаты. Мужики тоже слегка погрустнели. Но вдруг кто-то упрямо сказал:
– А пирожки всё равно были вкусные!
И все с радостью согласились.
Этикетка
В те далёкие уже времена, когда импортные напитки были большим дефицитом, мы придумали такую вот шутку: