Была бы дочь Анастасия

Забрёл на отцовскую веранду. Утянув голову в плечи, вжав в них её, как нынче Камень в недра вжался, стою перед большим, чуть ли не во всю стену, окном в прозрачной наледи, словно в поливе золотистой, с крестообразным переплётом. Оглянусь, думаю, – отца увижу на тахте: на меня, лежит, оттуда смотрит. Оглянулся – никого – от тела, долго пребывавшего тут, вмятина лишь заглубилась: сердце не ёкает уже – к отсутствию привыкло. На веранде и на улице матово-мельхиоровый сумрак. Восток ещё не обозначился – в инисто-серебристой мгле. И только кряж, Камень, обснеженный под небом светом лунным выделен. На юго-западе, над ельником, луна. Искажена стеклом обледеневшим. С подкошенной с правого верхнего бока кромкой – будто скатившийся со стола на пол и смявшийся от удара колобок. В короне радужной. Не поднимается, а падает. Ельник готов её принять – будто дитятку колыбелька – насторожился, тихий, даже звенеть от стужи будто перестал – кровь ли в ушах моих остановилась. Зверьки и птицы в нём, в ельнике, представились мне – жалко: не все перезимуют и весны дождутся, – но не пойдёшь, не отогреешь, – соболь или сова о них привычно позаботятся – те ночь в движении – не мёрзнут. Каждому своё, куда от этого пока денешься… пока не лягут вместе лев с ягнёнком.

Увидел на стене сбоку лист бумаги обычного формата А4 – раньше, подумал, вроде, не было. Щёлкнул выключателем – вспыхнула лампочка.

Ксерокопия Утренней молитвы последних оптинских старцев. Николай, наверное, когда был здесь и ночевал под тулупом на веранде, кнопкой пришпилил лист к стене. Кроме него некому.

Прочитал:

Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт мне наступающий день.

Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой. На всякий час этого дня наставь и поддержи меня так, чтобы видеть волю Твою для меня и окружающих меня.

Какие бы я ни получил известия в течение этого дня, научи меня принять их со спокойной душою и с твёрдым упованием, что на всё Святая воля Твоя.

В самых делах и словах руководи моими мыслями и чувствами, во всех непредвиденных случаях не дай забыть, что они ниспосланы Тобою. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи, никого не смущая и не огорчая.

Дай мне силу перенести утомление наступающего дня, и все события этого дня предать воле Твоей. Научи меня молиться, надеяться, верить, любить и прощать. Аминь.

Рассудком понимаю, без сомнения, без колебаний, что каждое слово молитвы выверено старцами в духовном предстоянии, в ответственности и в сокровенном трепете перед Богом, мыслью скольжу и с каждым словом соглашаюсь радостно, ну а вот сердцем не узреть мне, маловеру, глубину – не досягаю – горько; хоть бы на зло уж научиться не просить.

Господи, Силой Твоей я есть, продолжи меня. Верую, Господи, верую, помоги моему неверию.

Повглядывался в помещённые вокруг текста молитвы портреты сложивших её оптинских насельников – в каждого, как в родственника, – близкие, и одиночество – на шаг пусть маленький, но – отступило.

Погасил свет. Стою во мраке – как в чём-то плотном, но не в слепоте – во льду словно, сбоку от меня – только что на шаг отступившее.

Думаю:

Когда лежал сутками – или иначе как отсчитывалось его время, может, днями, как у Бога, – лежал тут отец или сидел, телом крупный, тяжёлый, как лиственница, уже незрячий, остарелый, тычась мутными зрачками в беспросветную завесу век, на тысячу раз уже перетолковав с самим собой и со своими покойниками прожитое вместе, разговаривал ли он с глазу на глаз с Самым Главным Собеседником? Взывал ли к Нему в недоумении, в отчаянии? Надеюсь, да. И смерть его на это вскоре указала: умирал и умер он, мой отец, тихо – так, когда следишь за ним, июльский вечер угасает – как будто что-то очень важное для себя услышал наконец-то, вымолил; может, ему на веках что-то начерталось – имя его для новой жизни. Не мог его Господь оставить без ответа – Он же не Справедлив, а Милостив.

Дом громко треснул. От мороза. Икнул будто – будто вспомнил его кто-то – есть кому. Брёвна так, со стоном, разрываются.

Звезда упала – пронеслась – едва в луну не угодила; делов бы было.

Стою на веранде. Стыну.