Былины сего времени

Струящаяся по осине кровь на миг замерла, а потом будто хлынула в обратном направлении. Из-под земли донесся тоскливый вой, плеснуло туманными завитками… и все стихло. Кащей к чему-то прислушался, еще пару минут постоял недвижимо и удалился.

Финист Ясный Сокол вздрогнул и приложил ладонь к уху. Ему показалось, что он расслышал чей-то вой. Акъял-батыр повернулся к нему и приподнял брови, но Финист только мотнул головой.

Просто показалось.

– Что, Финист-батыр, как условились? – прошептал башкирский егет.

– Ага, – кивнул фалколак, ударяясь всем телом оземь.

Он обратился в сокола, вспорхнул под потолок и закричал, заметался. Все громче, громче – пока не услышал за дверью раздраженное ворчание. В замке заскрежетал ключ. Тогда только Финист упал на лежанку и замер, раскинув крылья. Глаза его заволокло белой пленкой.

Вошедший в камеру татаровьин поднял повыше факел. В неверном свете он разглядел валяющуюся птицу и зло буркнул:

– Издох, что ли?.. Сиськи Мораны, вот угораздило ж… Именно в мою смену!

Не то чтобы стражнику было какое-то дело до проклятущего оборотня. Просто царь Кащей повелел пока что держать его вживе – ибо убить-то можно в любой момент, а вот воскресить, буде вдруг понадобится, уже не получится.

Ворча себе под нос, татаровьин подошел к лежанке… и ему на затылок обрушилось что-то тяжелое! Притаившийся в углу возле двери Акъял шарахнул камнем.

Финист тут же «очнулся» и снова ударился оземь. Поднявшись уже человеком, он встал подле Акъяла, охлопывающего стражника сверху донизу.

– Что, живой? – спросил он.

– Дышит вроде… Добить, может?

– Да не, беззащитного как-то не по-русски будет…

– Так я-то не русский, Финист-батыр, – хмыкнул Акъял. – Хотя это и не по-башкирски, прав ты.

Они двое специально дождались дня, когда темницу стерегли только татаровья. У них нет звериного чутья псоглавцев, их можно застать врасплох, ударить сзади. Кустодий был уверен, что в камере всего один узник – вот и вошел без опаски.

Из полезного скарба при нем нашлись только засапожный нож, огниво, веревка и кусок лепешки. Лепешку моримый голодом Финист мгновенно уплел. Акъял, последние дни деливший с ним свои скудные ужины, укоризненно крякнул. У него брюхо тоже подводило.

Темница, в которой сидели побратимы, размещалась в большой каменной башне. Финист в конце концов дорылся до угловой камеры, но оказалось, что наружные стены куда крепче внутренних, и даже его стальными перьями быстро дыру не прокопаешь. Да и высоко очень – Финист-то ладно, он улетит, а Акъялу как быть? Не бросать же нового друга.

Вот они и устроили побег иным образом. Благо стражники ведать не ведали, что двое узников сговорились.

Больше добрых людей в темнице не нашли. Был взбесившийся псоглавец, был жуткий старик с железными зубами и был зловонный мертвяк, пытавшийся прогрызть дверь. Никого из них Финист с Акъялом трогать не стали – прошли тишком мимо, стараясь не встревожить.

Велик оказался Костяной Дворец. Ох и велик! Сразу видно – царские чертоги. Коридоры, галерейки, палаты, залы огромные… Финист с Акъялом крались вдоль стеночек, шугаясь каждого шороха.

Но пока что Доля им улыбалась. По пути не встретилось никого, кроме двух служанок-татаровьинок – эти сами порскнули прочь при виде хмурых незнакомцев. Крику не подняли – видно, приняли за своих.

– Ты в Костяном Дворце раньше бывал, егет? – спросил оборотень.

– Не бывал, Финист-батыр. Только когда меня к Кащей-бабаю вели, но я по дороге мало видел. Мешок на голове мешал. А ты бывал?

– Бывал. Я тут разведывал немножко, брат старшой попросил… Хотя я тоже видел не сильно много… но вроде вот сюда нам. Если правильно помню, за этой дверью…

Побратимы распахнули большую деревянную дверь и оказались в зале, полном чада и лакомых запахов. Дворцовая поварня!

Если не считать дрыхнущего среди мешков с мукой поваренка, на поварне никого не было. Только гора грязных чугунков и сковород, все еще пышущие жаром печи и остатки вечерней трапезы.

Уж и попировали, верно, сегодня бояре Кащея!

Претило Акъял-батыру подъедать за ними, но голод был сильнее. Руки сами принялись отрывать ломти и куски, зубы сами стали терзать мясо и рыбу.

А уж о Финисте и говорить нечего. Ох и горазд оказался жрать сокол-оборотень! В один присест смел жареный бычий бок и три ковриги хлеба, выпил за единый дух целый ушат меда!

Набив брюхо, он сразу повеселел. Раскраснелся, в глазах живой огонь заиграл.

Акъял тем временем ладил веревку к окну – то было довольно высоко, но все пониже темницы. Привязал покрепче, подергал, не без труда пролез и принялся спускаться.

Финист себя таким утруждать не стал. Просто ударился снова оземь, оборотился соколом и вылетел. А уже внизу вернулся к человечьему облику.

– Теперь на конюшню, егет, – прошептал он, когда спустился Акъял. – Давай за мной.