Былое и дамы

Шум за дверью делался всё громче — нужно было спешить. Элизабет начала бесцеремонно шарить под подушкой, но ничего там не нашла. Тогда она попыталась запустить обе руки под холодную несмотря на жару спину мужа, но тело его оказалось слишком тяжёлым и малоподвижным. По его голой груди и впалому животу расползались зловещие багряно-лиловые пятна — уж не следы ли стрихнина? Слава Богу, Элизабет была с Бернардом в номере одна, и никто за ней не следил — ей пришлось упереться коленом в его голову, чтобы хоть чуть-чуть оторвать её от подушки. К счастью, прямо в выемке между затылком и спиной она обнаружила цепочку с флаконом из-под яда. С горлышка на тонкой ленточке свисала крошечная пробка.

Нетерпеливая рука дробно забарабанила в дверь, истерический женский голос взвизгнул надсадно:

«Немедленно уберите эту зловонную заразу, а не то я вызову полицию!»

Только полиции здесь не доставало! Элизабет поспешно накрыла тело простынёй и, зажав цепочку в кулаке, рванулась к двери. Но по дороге опомнилась, на миг остановилась и ловко надела цепочку себе на шею. Распахивая дверь она успела сообразить, чем выгоден ей этот нарастающий скандал — чем скорей будут завершены похороны, тем меньше опасность, что парагвайские власти пожелают выяснить от чего умер знаменитый основатель колонии Германия Нова.

Хоронить Бернарда пришлось в Сан-Бернардино — в такую жару невозможно было везти в Фюрстеррод его быстро разлагающийся труп. Провожать его в последний путь пришли немногие, — хозяин отеля с супругой, несколько бородатых пьяниц и три рыдающие проститутки. Они рыдали так искренне, что окаменевшее сердце Элизабет на секунду кольнула ревность, но она привычно взяла себя в руки — не всё ли теперь равно? Тем более, что сердцу было не до ревности — процессию сопровождала всё та же хищная стая больших зелёных птиц. Они летели так низко, что взмахами крыл ворошили волосы людей, несущих неплотно заколоченный гроб.

После похорон Элизабет хотелось только одного — упасть ничком на твёрдую койку каюты «Германа» и отправиться в обратный путь. Но она не могла себе это позволить, не завершив важнейшего дела. Ни у кого не должно было зародиться и тени подозрения, что Бернард покончил жизнь самоубийством.

МАРТИНА

А на самом деле, покончил ли Бернард жизнь самоубийством? Увы, трудно разглядеть правду сквозь толстый слой лет и ещё более толстый слой наплетённой Элизабет лжи. Она была великая мастерица плетения лжи. Она прожила ещё сорок пять лет после смерти Бернарда и сплела за эти годы обширную сеть лжи, по которой сумела добраться до самых горних вершин своего времени.

ЭЛИЗАБЕТ

На обратном пути Элизабет так глубоко провалилась в сон, что даже не заметила головокружительного вращения «Германа» вокруг собственной оси в такт головокружительному вращению русла Агуарья-Уми. Разбудила её только тишина, снизошедшая на неё после того, как замолк неутомимый мотор маленького парохода. Она поспешно пригладила волосы и, пошатываясь, вышла на палубу, косо освещённую багряными лучами заходящего солнца. У подножия сходен её поджидала печальная толпа шляп и шляпок, повязанных черными траурными лентами. В полном молчании она нетвёрдо двинулась вниз, но, увидев среди встречающих Дитера, покачнулась и чуть не сорвалась в реку. Дитер протянул к ней руки, и она сочла возможным в сложившихся обстоятельствах, отчаянно разрыдавшись, упасть ему на грудь.

Рыдала она от всей души — только, ступив на землю Германия Нова, она окончательно осознала, что дальше ей одной, без Бернарда, придётся бороться за жизнь колонии. Шляпы и шляпки окружили её плотным кольцом и начали перебрасывать её друг другу, как баскетбольный мяч. Невыносимо долго они её обнимали, целовали, мяли, тискали, облизывали и обмазывали слезами и слюной, пока мир не закачался у неё перед глазами и стало совершенно темно.

Она бы рухнула в колючую тропическую траву, полную всякой ядовитой живности, если бы полдюжины рук не подхватили её налету. Уже проваливаясь в чёрную бездну, она краем гаснущего сознания зарегистрировала умоляющий голос Дитера:

«Дорогие друзья! Давайте дадим бедной фрау Фюрстер маленькую передышку!»

Очнулась она в полной тьме, мало отличимой от тошнотворной тьмы, в которую окунулась, падая в колючую траву. Давно ли это было? Час, два, три назад или больше? И где она? Она ощупала одеяло и матрас — похоже, она в своей родной спальне. Какое счастье, если это так! И кто здесь с ней, в её спальне? С пола доносилось ровное похрапывание — неужели Дитер? Но вряд ли — это было бы слишком большой удачей. Она осторожно опустила руку на источник храпа, наткнулась на копну спутанных кудрей и заскользила пальцами вниз, ото лба к носу. И взвизгнула от испуга, когда сильные челюсти сомкнулись вокруг указательного пальца и втянули его в горячий рот. «Значит, всё-таки Дитер!» — успело промелькнуть на окраине мозга, а он уже был рядом с ней и срывал с неё простыню.

«Наконец-то! — прошептал он. — А я уже начал бояться, что ты никогда не вернёшься!»