Былое и дамы

Ольга неловко выпрыгнула из экипажа, поскользнулась и упала. Мальвида ахнула, Искандер бросился поднимать, Ольгу, и никто не заметил, как распахнулась резная двустворчатая дверь. На высоком пороге стояла Натали, прижимая к груди младенца в розовом капоре. За ее спиной, прижимая к груди младенца в голубом капоре, маячил испуганный Огарев.

“Ах, какой пассаж!” — воскликнула Натали, пронзая Мальвиду испепеляющим взором.

МАРТИНА

Однако, как я понимаю, все утряслось. Как ни свирепствовала Натали, ей пришлось смириться — хотя ни для Ольги, ни для Мальвиды не нашлось места в ее сердце, для них по настоянию Герцена нашлось место в его роскошном новом доме, Орсетт Хаусе.

Роскошным был не только Орсетт Хаус, но и все остальные дома Герцена, хоть в Лондоне, хоть в Париже, хоть в Ницце, хоть в Швейцарии. Так уж он с детства привык. Я хорошо это знаю, потому что в каждый свой приезд в Москву я посещала дом на Никитском бульваре, в котором он родился. И который теперь называется домом Герцена.

Дело в том, что друг моего детства, известный поэт, сперва учился, а потом преподавал в Литературном институте, расположенном в этом доме, и я бегала туда смотреть на будущих знаменитостей. Конечно, даже революционеру, проведшему детство и юность в таком домище, трудно втиснуть свою любимую семью в тесные стены квартиры, пусть роскошной, но все же квартиры — пусть с ванной и гостиной, но без фонтана и сада.

В июле 1849 года царь Николай I рассердился на революционные призывы Герцена и арестовал все имущество не только его, но и его матери. Однако, как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Арестованное имущество было заложено другу Герцена банкиру Ротшильду, и тот, ведя переговоры о предоставлении займа России, добился снятия императорского ареста. И тем самым вернул Герцену его сто рублей, опять обеспечив ему возможность снимать все новые и новые роскошные дома.

БАКУНИН

Они сидели на застекленной террасе, тремя ступенями спускающейся в узкий сад, огороженный стенами соседних домов. День выдался прелестный, солнечно-облачный, и на террасе царила атмосфера мира и взаимной любви. Ольга играла в шашки с Огаревым, Мальвида сверяла с Искандером свой перевод его новой статьи на немецкий. Все объяснялось очень просто — на террасе не было Натали, она укачивала близнецов где-то в глубине дома.

Ольга соскочила со стула и, пританцовывая, запела: “Ура! Я его обыграла! Я его обыграла!”

“У нас растёт новый стратегический талант”, — объявил Огарев, стряхивая шашки в коробку.

“Нет, нет, еще одну партию!” — взмолилась Ольга.

“Что, хочешь мне проиграть?” — начал было Огарев, но его прервали громкие крики и топот. Из-за угла дома на площадку перед террасой выбежал огромный волосатый человек, за которым гнался испуганный лакей Джерри.

“Я не хотел его впускать, но он меня оттолкнул и ворвался!” — вопил Джерри, пытаясь схватить волосатого за полу плаща. Тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и шагнул на террасу, одним шагом переступив все три ступеньки.

“Молодец ты, Герцен! Хорошо спрятался! Но я вдвое молодец, что тебя нашел!” — зычно сказал он.“

“Бакунин! Мишель! Ты ли это? — вскочил на ноги Искандер. — Глазам своим не верю!”

Великан облапил его, легко приподнял и переставил на другое место: “Я, конечно я! Кто еще смог бы оторвать тебя от земли?”

“Но откуда ты взялся? Тебя же сослали в Сибирь!”

“Они сослали, а я сбежал! И год добирался к тебе. И страшно издержался в дороге. Может, одолжишь мне немного денег, чтобы расплатиться с кебменом?”

“Вот теперь я верю, что это ты, — засмеялся Искандер и протянул лакею несколько купюр. — Идите, расплатитесь с кебменом, Джерри, и не беспокойтесь: Мишель — мой старый друг”.

Дверь отворилась и на террасу вышла Натали. За эти годы она налилась женской полнотелостью — не то, чтобы располнела, но как-то вся раздобрела и округлилась. Однако, хоть и раздобрела, да не подобрела, нрав у нее остался прежний, недоброжелательный и нелюбезный. И выйдя на террасу, она спросила недоброжелательно и нелюбезно: “Кто этот человек?”

В воздухе запахло грозой.

“Это наш старый друг Мишель Бакунин, разве ты не узнаешь, Натали?” — робко ответил Огарев.

Натали не успела открыть рот, как Бакунин бросился к Огареву с криком: “Огарев, дружище! А я тебя и не признал!”

“Мишель Бакунин! Не может быть! — ахнула Натали. — Я видела Мишеля Бакунина в сорок восьмом на баррикадах в Париже! Он был высокий, красивый и синеглазый”.

“Я и сейчас синеглазый, если убрать мешки из-под глаз, — Мишель обернулся к Огареву. — А чья она жена, твоя или Герцена?”

Пока Герцен и Огарев нерешительно медлили с ответом, Ольга пискнула: “Общая!”

С трудом сдерживая смех, Мальвида упрекнула её по-немецки: “Что за шутки, Ольга?”

Тут Огарев нашелся: “Жена она моя, но в доме Герцена хозяйка “.

“Раз вы хозяйка, Натали, может распорядитесь, чтобы мне дали поесть с дороги?”

“Конечно, конечно, Мишель, я сейчас распоряжусь! — захлопотала Натали. — А вы пока садитесь, в ногах правды нет”.