Почему он жалуется, что нет ни единого человека на свете, который бы его любил? Элизабет наверняка его любила до самого своего смертного часа в далеком от того судьбоносного года тысяча девятсот тридцать пятом. Она доказала свою любовь, создав за эти годы новый образ покойного брата, столь не свойственный истинному, что сам великий фюрер Адольф Гитлер почтил своим присутствием ее похороны. К тому времени все забыли, как она относилась к Фридриху в затянутом паутиной лет тысяча восемьсот восемьдесят втором:
“Моя сестра со всей силой обратила против меня свою врожденную враждебность, объявив, что рвет со мной всякие отношения — из отвращения к моей философии и «потому, что я люблю зло, а она — добро”.
Впрочем, настоящую враждебность она направила не на брата, а на ту, которая пыталась похитить у неё его любовь.
ПИСЬМО ЭЛИЗАБЕТ НИЦШЕ БРАТУ
(в отличие от многих других приведенных здесь писем — абсолютно подлинное)
МАРТИНА
После этого письма Фридрих окончательно поссорился с сестрой, но не пощадил и Лу, тем более, что она, ничуть не стесняясь, согласилась поселиться в берлинском имении Поля Ре.
ПИСЬМО ФРИДРИХА ЛУ — ДЕКАБРЬ 1882 ГОДА
Дорогая моя Лу, я считал тебя видением, воплощением моего земного идеала. А теперь никто не думает о тебе лучше, чем я, но и хуже о тебе никто не думает. Я не могу ни единым словом обмолвиться о том, что происходит у меня в сердце. Но я никогда не встречал человека, которого мне было бы так же жаль, как тебя: хищницу в шкуре домашней киски, несведующую, но проницательную, умело использующую всё, уже известное, но с плохим вкусом, бессовестную, бездуховную, неблагодарную, ненадежную и плохо воспита-ную, не любящую людей, зато любящую Бога”.
МАРТИНА
Разоблачая таким обидным образом Лу, Фридрих, подстёгиваемый Элизабет, словно позабыл, кому принадлежала идея сфотографироваться в упряжке, погоняемой Лу. А принадлежала она именно ему — он был так влюблен, что даже прикосновение кнута Лу было ему сладостно. Но после Лейпцига у него не осталось ничего, кроме “отвращения, отчаяния и одиночества”. Он порвал со всеми, кто был ему дорог — с сестрой, с матерью, с Лу Саломе и с Полем Ре. У него осталась только одна верная подруга — Мальвида. Обливаясь слезами, он написал ей: