Былое и дамы

“Вчера я прервал всякое письменное общение со своей матерью: это становилось попросту невыносимым, и было бы лучше, если бы я давно уже перестал это выносить. Насколько далеко расползлись за это время враждебные суждения моих близких и насколько они опорочили мое имя… Мои чувства к Лу находятся в состоянии последней, мучительной агонии: по крайней мере, мне сейчас верится в это. Я не знаю, что мне делать. Несколько раз я подумывал о том, чтобы снять комнатку в Базеле, ходить в гости к друзьям, слушать лекции. Иногда же мне представляется наоборот: довести свое одиночество и отречение от мира до последней грани”.

И именно в отчаянии, одиночестве, и отречении от мира до последней грани, на горной дороге, ведущей из Рапалло в Портофино, ему пришло в голову всё начало Заратустры, “и даже более того — Заратустра сам, как тип, явился” ему. И вместе с Заратустрой явилась ему идея Сверхчеловека, героя, пережившего полное падение морали и преодолевшего Ресентимент. Ницше первый ввёл в обиход понятие Ресентимент или озлобление — чувство враждебности неудачника к тому, кого он считает причиной своих неудач, и тягостное сознание тщетности попыток повысить свой статус. Ресентимент — это бессильная зависть к преуспевшему, это чувство слабости и неполноценности, непрерывно гложущее душу неудачника. Чтобы избавиться от чувства вины за собственные неудачи, он вступает в бой с воображаемым виновником этих неудач на основе собственной системы ценностей, отрицающей систему ценностей преуспевшего. Своими новыми идеями Ницше поделился с Мальвидой — именно с нею, с единственной, с которой он не порвал.

ДНЕВНИК МАЛЬВИДЫ

Итак, Лу поселилась в имении Поля под Берлином. Что ж, это удобно и комфортабельно! Она поселилась у Поля и начала кампанию по завоеванию Европы. И преуспела. Поль представил её своим многочисленным приятелям — у него отличные связи в берлинских артистических кругах. Этого оказалось достаточно — стоит только представить её философам, поэтам и драматургам, как начинает действовать ее необъяснимое сверхъестественное очарование: каждый встреченный ею мужчина становится её обожателем.

Очень быстро она сама стала признанным философом, поэтом и драматургом. Я пытаюсь читать ее сочинения — их перепечатывают разные газеты и журналы — и не могу понять, что их редакторы там находят. Возможно, в присутствии Лу им все серое кажется розовым и голубым.

Мне кажется, что мой дорогой Фридрих достойно пережил крушение романа с Лу и даже вышел победителем из-под обломков своей рухнувшей любви — в результате он подарил человечеству новую книгу “Так говорил Заратустра”. Несмотря на излишнюю резкость некоторых его утверждений, вроде окончательного заключения “Бог умер”, я считаю, что это великая книга. Я так и написала ему:

“Вы стремитесь к высокой цели. Трогательно и прекрасно думать об одиноком путнике, который трудным путем решительно устремляется к высотам, на которых дышится чистым эфиром духа!”

МАРТИНА

Ницше пришел в восторг от этой возвышенной похвалы и написал кому-то из друзей:

«Честная Мальвида, которая благодаря своей розовой поверхностности на протяжении всей жизни держалась на поверхности, написала мне, к моему горчайшему удовольствию, что она различает в моем “Заратустре” “контуры светлого храма”, который я построю на этом фундаменте. Можно умереть со смеху, но я как раз доволен, что никто не замечает, что за “храм” я строю!”.

Но самой Мальвиде он отписал не так резко.

ПИСЬМО ФРИДРИХА МАЛЬВИДЕ — 1883 ГОД

“Всякий убежит от меня, догадайся он только, какого рода обязательства вытекают из моего образа мыслей!… И — вы! и вы тоже, мой глубокоуважаемый друг!… Возможно, что для всех грядущих поколений я — рок, и очень возможно, что в один прекрасный день я онемею — из человеколюбия!”

ДНЕВНИК МАЛЬВИДЫ

Письмо Фридриха меня сперва расстроило и даже испугало, но я снова перечитала его рассказ о бродячем пророке по имени Заратустра и успокоилась. В его идее Сверхчеловека нет ничего пугающего. Напротив, явление Сверхчеловека обещает людям грядущее правление разума и просвещения. И я отправила Фридриху утешительные строки:

“Мой героический страстотерпец, усталый борец, ты можешь теперь отдохнуть, потому что ранний Ницше, кротко улыбающийся в своей первичной гармонии, будет жить века”.

МАРТИНА

Мальвида оказалась удивительно плохим пророком. Сам Ницше значительно лучше понимал, какого рода слава уготована ему в веках: “Я знаю свою судьбу. С моим именем будет связано воспоминание о чем-то чудовищном, о таком кризисе, которого мир еще не знал, о глубочайших коллизиях совести, о принципах, направленных против всего, во что до сих пор люди верили, чего требовали, что считали священным”.

ДНЕВНИК МАЛЬВИДЫ