Мы все были рядовыми бойцами, но кое-чем всё же вооружены. Кто-то ружьями устаревших систем, а кто-то и просто холодным оружием, но с правом добыть огнестрельное в первом же бою. Мы с Дени хладнокровно таились в окопах в непосредственной близости от проволочных заграждений и намётанным глазом профессиональных военных напряжённо следили за развивающимися событиями на поле боя. Английские пушки, как из глубины вражеских позиций, так и от реки Моддер с бронепоезда неистовствовали. С жутким воем и свистом проносились над нашими головами снаряды, выпущенные откуда-то из-за горизонта, терзая обозы и мирное бурское население. Ясно слышался рёв гибнущих домашних животных и распевание псалмов богобоязненными гугенотами. Казалось, спасения уже не будет, хотя очередь до нас еще не дошла.
Едва миновала получасовая вражеская артподготовка тылов, как огненный вал англичан накатил и на наши головы. Куда удавалось бросить пытливый взгляд из-за бруствера окопа, повсюду грозно высились султаны земли и пыли от разрывов лиддитовых снарядов. Удушливый зелёный дым стелился над нашими траншеями, мешая выверить прицелы и полногрудо пользоваться атмосферным воздухом.
– Дыши в тряпочку, – орал мне Дени в перерывах между разрывами, не в силах выносить мой надсадный кашель.
Я знаками посылал его куда следует и продолжал стойко переносить тяготы военной службы. А снаряды уже рвались среди наших окопов, предварительно стерев с многострадального лика земли тыловые заградительные отряды. По воздуху то и дело проносились лишившиеся тела конечности и прочая амуниция обороняющихся. Огнестрельного оружия теперь хватало на всех уцелевших, и хоть применять его было не по кому, мы продолжали уверенно держать оборону своим зримым для врага присутствием, ибо наши кровавые останки нет-нет да устремлялись в свободном полёте к стану неприятеля.
Кто не был под артобстрелом, тот вряд ли поймёт тихую радость рукопашного боя или штыковой атаки. Для любого старого вояки прекращение пушечной канонады приносит истинное удовлетворение осознанием честно выполненного долга солдата под вражескими снарядами, если остается чем его осознавать. Вот и я немо лежал, умиротворённый навалившийся тишиной и пластами взрыхлённой земли, словно не проросший в почве злак. Противостоять кому-либо уже не хотелось, и не к стати вспомнились алмазы, захороненные в недрах земли.
Когда Дени меня откопал, томми, окрылённые успехами своей смертоносной артиллерии, уже шли в атаку. Впереди, под пение горнов и гнусавые зазывания волынок, наступала бригада шотландских гайлендеров. Сбоку от сомкнутых колонн юбочных пехотинцев шли офицеры с саблями наголо, а за этими парадными строями виднелись тучи, одетых в хаки, англичан. Наступление было величественно в своей суровой сермяжной правде, и я невольно залюбовался этим зрелищем, представляя, какая каша будет из этих молодцов после ответного удара бурских пушек, ежели таковые уцелели. Но пока что британские пехотинцы смело выступали вперёд, вверив свою судьбу богу и офицерам.
Враг стеной надвигался на наши, вспаханные снарядами, позиции. В напряжённых руках солдат уже стали ясно различимы знаменитые лиметфорды и маузеры с примкнутыми штыками. И этот вражеский парад своей целеустремлённой и губительной силой стал угнетать не только мою нервную систему. То тут, то там кое-кто засобирался в тыл за получением дальнейших распоряжений.
– Дик, ты сейчас получишь пулю в череп от своих, или в зад от противника. Немедленно вернись в окоп, – неожиданно раздался знакомый голос друга, превратно понявшего мой ловкий манёвр.
– Дени, надо же проверить тылы!
– Обойдутся и без тебя, – повысил голос Дени, так и не научившийся заботиться не только о себе, но и о нуждах всей армии.