Былое сквозь думы. Книга 1

Море радовало глаз бирюзой, а свежий ветер ласково овевал лицо и грудь. Чайный клипер «Рваная рубаха» весело скользил по волнам, торопясь к берегам Франции в порт Марсель. Все африканские ужасы остались за кормой, и мы с Дени Торнадо вольными пассажирами смело вглядывались в далёкий горизонт и строили планы на будущее.

После того, как нам удалось умело распорядились частной собственностью моего друга, неприкосновенной при любых цивилизованных режимах, и продали дом в Дурбане, мы не только смогли оплатить проезд до берегов Европы, но и оставить некоторую наличность в виде камушков, припрятанных Дени в своё время про запас, рассчитывая на неё, как на стартовый капитал в начале нашей деятельности на новом континенте.

– Джентльмены, – донёсся с мостика до нас голос капитана клипера Анри Дюбуа, – не желаете ли спуститься в кают-компанию, чтобы за рюмкой бренди досказать удивительную историю ваших странствий?

– С удовольствием, капитан, – опередил меня Дени с ответом.

– У вас отличные напитки, – всё же польстил я радушному капитану.

Мы спустились в уже обжитое нами уютное прибежище старого морского волка, где, почти в домашней обстановке, неспешно потягивая бренди, не первый вечер рассказывали добродушному Анри о своём боевом прошлом.

– Собственно говоря, дорогой капитан, – продолжил я прерванный накануне рассказ, – вы уже слышали почти всё. Но если вам не наскучило наше бесхитростное повествование, то я поведаю о плавучей тюрьме «Розмари». Да, скажу я вам, условия содержания пленников там были поистине ужасны. Произвол стражников, болезни и мор, а, главное, полное отсутствие надежды на выживание косили наши ряды направо и налево. Кое-кто сходил с ума, и остальные завидовали этим несчастным. Ежедневная шлюпка, привозившая на понтон баланду и воду, да раз в неделю швартовавшееся корыто с новой партией обречённых, вот и всё, что напоминало нам о покинутом мире. Ни посещения врачей, ни инспекции представителей власти мы так и не дождались за всё время нашего пленения. Поэтому я мрачно смотрел в будущее, а Дени впадал в отчаяние…

– Ты отклоняешься от курса, – перебил меня друг. – Я скажу проще. Мы ежечасно думали о побеге, но силы наши таяли, а озарения так и не наступало. Три мили до берега одолеть вплавь еще представлялось возможным, но проклятые акулы делали этот путь непреодолимым. И всё же мы решились. Дик предложил захватить с собой чей-нибудь не слишком тяжёлый труп, чтобы на первых порах отвлечь им от себя прожорливых тварей и отодвинуть тем самым собственную смерть, а, возможно, и вовсе избежать её. Мысль была более чем оригинальной, но в нашем положении тихого помешательства явилась той соломинкой, за которую хватается не умеющий плавать.

– Ничего себе, соломинка, – несколько обиделся я за свой план. – Пока акулы занимались бы трупом, вырывая его друг у друга из зубов, вполне можно было бы избежать их последующей атаки. По крайней мере, повезло бы сильнейшему. Главное, нельзя было сразу терять голову, а там, глядишь, в полосе прибоя счастливчик сумел бы выброситься на берег с признаками жизни.

– Впервые слышу о столь дерзком до безрассудности способе усмирения акул, – удивлённо заметил капитан, – и если бы не видел вас перед собой живыми, то никогда бы и не поверил в возможность осуществления подобного плана. Правда, я не знаток повседневной жизни акул, – мило слукавил Анри, интеллигентно избегая спора о подводных пиратах.

– Мы, к счастью, не успели осуществить задуманное в горячке Диком, – поспешил разочаровать Дени капитана. – Мистера Блуда осенила новая идея, и он снял с наших душ грех самоубийства.

– Не надо так резко, Дени, – вставил я, – не начатое – не есть проигранное. Просто в то безысходное время мне помогло, как ни странно, ненужное знание закона, выведенного Хозяином об обострении классовой борьбы в любой обстановке. Лезет в голову всякая чушь, когда смерть обивает пороги.

– Вы верно заметили, дорогой Блуд, – поддержал меня капитан. – Когда мой клипер напоролся на рифы у берегов Цейлона, я, уже уходя под воду, вдруг вспомнил о забытом в каюте на видном месте кошельке и, знаете ли, очень расстроился.