Былое сквозь думы. Книга 1

– Сердар, – обратился он ко мне, – до утреннего жертвоприношения осталось совсем немного времени. Отдохни и выпей из этого кувшина, – и он указал на стоящий рядом тыквенный сосуд. – Питьё поможет восстановить твои силы. Надо, чтобы ты предстал перед богиней Кали на празднике великой Пуджи сильным воином. Жди, я скоро приду к тебе, чтобы подготовить к обряду.

С этими словами проклятый индус покинул меня со всем своим воинством, и я остался один на один со своей горькой судьбой.

В неярком свете факела, укреплённого на стене, я стал осматривать место моего нового заточения. Это была небольшая пещера, выдолбленная в скальной породе, с вделанной массивной дверью из дерева кадамба на входе. В пещере было пусто, не считая кувшина и обрывков лиан, некогда связывающих меня. Даже шест, служивший носилками, туземцы прихватили с собой.

Я, скрючившись, лежал на холодных камнях у стены, не в силах пошевелить затёкшими конечностями. Всё тело ломило от пережитого, а глотка, казалось, была набита сухим песком. Принудительная прогулка явно не пошла мне на пользу.

Отбросив всякую предосторожность и кое-как дотянувшись до кувшина, я жадно выпил из него всю горькую смесь, предложенную Рама-Ситой. Её действие начало проявляться значительно быстрее, чем даже привычный мне ром. Ум мой прояснился, а тело приобрело привычную подвижность. Я встал и уже более тщательно обследовал своё убогое пристанище. Оно было сработано с азиатской надёжностью и незатейливой прочностью первобытного человека, поэтому мысль о самостоятельном выходе отсюда умерла, так до конца и не сформировавшись.

Я вновь опустился, на пол и стал думать, за неимением более активного занятия. Мои раздумья были связаны с постижением вины аборигена перед белым человеком, пришедшем к нему с отеческим наставлением и материнской заботой, а получающим взамен чёрную неблагодарность блудного сына. Упоминание Рама-Ситы о жертвоприношении не оставляло и тени сомнения о моей роли на их празднике. Мало того, что я буду убит, так эти дикари превратят убийство в спектакль, свежуя и разделывая меня на куски. И будет моя страшная смерть символом их верности богине Кали. О чёрной жене Шивы и её приверженцах из касты тугов-душителей я уже был наслышан, но, как и все белые, видимо недооценивал фанатизм индусов. Да и официальные власти настойчиво утверждали, что с душителями давно покончено.

Об этой касте ходят жуткие легенды, связанные с человеческими жертвоприношениями, совершаемые вроде бы и в наш просвещённый век. Действительно, во времена владычества браминов, фанатики мерзкого культа даже не преследовались, на том основании, что, якобы, являлись истинными носителями первобытных традиций предков. Но уже мусульманское нашествие на Индостан положило конец варварскому поклонению, правда, не окончательный, так как убийства людей во имя богов продолжали совершаться, но тайно в непроходимых джунглях и пещерах времён троглодитов – в Эллоре, Элеоранте и Карли.

С приходом англичан каста тугов была поставлена вне закона и истреблена, но в большей части на бумаге в отчётах для успокоения общественного мнения, как утверждал мой знакомый начальник полиции Бомбея полковник Федерик Муррей. А он знал, что говорил, так как в начале волнений сипаев лично выпустил из тюрем не один десяток душителей в обмен на их согласие быть осведомителями, а в случае необходимости и наёмными убийцами.

Поэтому каста тугов вполне могла сохраниться. Но в то, что они до сих пор совершают жертвоприношения, я, по правде сказать, не верил. Порой, правда, возникали слухи о похищении людей душителями для своих обрядов, но властями они считались народным вымыслом, тем более, что среди пропавших, англичан не числилось.

Из всего этого вытекало – раз культовые обряды ещё имеют место и в полном объёме, то я буду первым цивилизованным человеком, уготовленным судьбой для заклания в честь чёрной богини Кали. Попутно припомнив кое-что из истории южноамериканских и африканских диких племён, я вновь взгрустнул об уютной виселице англичан. Знать, не судьба беглому сыну калачи жевать! Да и как верёвочке не виться, если курица не птица?

Однако наш христианский бог всё же не полностью оставил меня, не дав прикоснуться к кинжалу Коллени до урочного срока. Только сейчас наступило его время.

Я снял повязку, удерживающую кинжал на теле, и благоговейно взял оружие в руки. Это была моя последняя надежда на избавление от грядущих мук. Рукоять клинка удобно легла в руку, и я почувствовал в себе сосредоточенную уверенность в силе и защищённости.

Убить Рама-Ситу я решил не сразу, а после обещанного им разговора. Вполне могло случиться, что к концу беседы с тугом появятся пути и к собственному спасению. Надежда была мизерной. Скорее всего, мне суждено было погибнуть в рукопашной схватке с соплеменниками Рама-Ситы, прихватив с собою на тот свет пару-другую туземцев. Я укрыл кинжал за поясом штанов под рубахой и стал ждать появления своего врага.