Быть Джоном Ленноном

Йоко осталась в Нью-Йорке, но с Сименом приехали Шон и гувернантка. Вскоре для семьи отыскался большой дом, «Вилла Андерклифф». Вежливые, спокойные туристы, регги по радио, дух беззаботного счастья — эта маленькая субтропическая британская колония идеально подходила для прорыва творческой силы, которую он так долго подавлял. И теперь, поиграв с Шоном на пляже, Джон днями и вечерами напролет, на простейшем оборудовании, купленном в местной лавке, делал демозаписи на кассеты, — музыка снова лилась рекой. Одной из первых песен стала «Borrowed Time» с аранжировкой в стиле регги.

«Это было восхитительно. Я был там, на пляже, записывал песни… просто… просто играл на гитаре и пел», — восторженно расскажет он в интервью. К счастью, на «Вилле Андерклифф» нашлось пианино, а когда из Нью-Йорка ему отправили цифровую драм-машину, стало еще лучше.

У него всегда были обрывки песен, то незавершенные, то наполовину записанные на кассетах, оставшихся в «Дакоте», и в дни романа с Мэй он сочинял песню с рабочим названием «Tennessee». И название, и первоначальный текст теперь сменились на «Watching The Wheels»[161] — ответ тем, кто считал, что он сошел с ума, сидя дома и больше не катаясь на каруселях славы. Она была ничуть не хуже, чем любая песня с альбома «Imagine». Затем появилась остроумная «Nobody Told Me», где упомянуто, как они с Мэй видели НЛО. «Beautiful Boy (Darling Boy)» — гимн родительской преданности, который любой отец или мать могут спеть своему ребенку, завершающийся печальной сентенцией «Жизнь — это то, что случается с вами, пока вы заняты другими планами»[162]. Эту мысль он придумал не сам. Он прочел ее в журнале, но заимствовал — и в сознании публики стал ее автором. Еще одна «кража» — это строки «Grow old along with me, the best is yet to be…»[163], которые он взял у поэта Роберта Браунинга[164] для песни, обычно известной как «God Bless Our Love» (или по первой строке «Grow old along with me»). Если он и крал намеренно, то по крайней мере крал у лучших, и, в отличие от песен Чака Берри, стихи Браунинга давно не подпадали под закон об авторском праве. И еще была «Woman», как будто бы виноватое «спасибо» в адрес Йоко за то, что научила его «тому, что значит успех», — но эта песня, как и все его лучшие творения, была универсальной.

В конце концов, несколько раз изменив свои планы, Йоко навестила его на Бермудах, но осталась только на выходные. Джон, как сказал мне потом Фред Симен, расстроился и рассердился. Он с нетерпением ждал ее приезда и хотел сыграть ей новые песни. Те должны были ей понравиться. Для него это было важно. Ему всегда требовалось одобрение. Но у нее были дела, и она скоро уехала. Что держало ее в Нью-Йорке все эти недели, кто ее держал — все это только домыслы и слухи. Но, как позже признал Джон, когда он как-то раз не смог ей дозвониться с Бермуд, он сел за пианино и сочинил блюзовую песню «I’m Losing You»[165]. Может, Йоко и показала, что совершенно свободна от романтических волнений и ревности, когда сама свела его с Мэй, но он-то никогда не переставал быть пленником этих чувств.

Леннон покинул Бермудские острова и вернулся в Нью-Йорк 29 июля, по расписанию, составленному Йоко в согласии с раскладами Таро. И он уже знал, как назовет свою новую пластинку — «Double Fantasy»[166], в честь желтой фрезии, которую увидел, гуляя с Шоном в ботаническом саду на Бермудах.

Сперва он планировал, что пластинка, знаменующая его возвращение, станет сольной, и у него наверняка хватило бы песен. Но Йоко убедила его, что тоже должна там быть, причем каждая ее песня должна следовать за его песнями, словно разговор. Он знал: ни одна звукозаписывающая компания такого не пожелает. Но этого хотела Йоко, поэтому в конце концов он тоже этого захотел.

Музыканты, выбранные для новых сессий в «Дакоте», провели пару вечерних репетиций, и 8 августа запись началась. Продюсером выступил Джек Дуглас на студии Hit Factory в центре Манхэттена. Всего девять дней ушло на то, чтобы записать 22 песни, и для «Double Fantasy» выбрали 14 — семь от Джона, семь от Йоко. Джон закончил со своими быстро — все аранжировки были продуманы заранее. Йоко потратила больше времени. Она никогда не была ни профессиональным музыкантом, ни певицей, и ей было труднее.

Джон жаждал контролировать каждую мелочь, ради этого он оплатил все издержки производства, и, лишь когда работа полностью завершилась, они занялись поиском звукозаписывающей компании, которая будет издавать и распространять пластинку. С этим предстояло справляться Йоко, и она выбрала новую компанию Дэвида Геффена, бывшего импресарио Crosby, Stills & Nash и многих других крупных рок-звезд. Говорят, тот согласился на сделку, не прослушав ни одной песни.

«Йоко — жесткий клиент. Никому не понять, что у нее на уме», — услышал Симен обрывок беседы Геффена и Джона.