Быть Джоном Ленноном

Так проходили месяцы. Он почти не показывался в свете. Неизбежно пошли слухи о том, что он превратился в отшельника, заперся в мрачных башнях «Дакоты», не видится ни с кем, кроме Йоко и Шона, отказывается выходить поиграть с друзьями и не отвечает на их звонки. Ему казалось, это звучит глупо, но в этом была доля правды. Да, его пару раз навещали Пол и Линда; гостил Пит Шоттон, товарищ по детским забавам; но даже Мик Джаггер жаловался, что никак не может ему дозвониться, а вскоре и пытаться перестал. А тех, кто мог вернуть его на прежние бунтарские пути — например Кита Муна или Гарри Нилссона, — в его жизни больше не приветствовали. «Йоко заперла его на все замки», — говорил Мик Джаггер. Но он ошибался. Ничто не удерживало Джона в «Дакоте». Он мог выходить в любое время. Трудность заключалась в том, что после того, как он отказался от своего музыкального офиса Lennono Music в студии Capitol Records и ушел из музыки, ему нечего было делать, некуда идти и не с кем видеться. Помимо знаменитых попыток печь хлеб и просмотра с Шоном мультиков «Дамбо» — когда малыш превратился в мальчонку, — амбиции Джона испарились, как замечала Мэй на их все более редких тайных встречах.

Минует несколько лет, и он назовет те годы «временем домохозяина». Но то было просто оправдание. Он был мультимиллионером, и легион прислуги исполнил бы любое поручение по дому, только кивни или махни рукой. Там, в «Дакоте», глядя на проезжавшие по улице автомобили, он просто коротал время. Он тревожно следил за диетой — на фотоснимках видно, что он исхудал, словно больной анорексией; он уверился в том, что ФБР все еще прослушивает его звонки; он проводил свои дни, посылая помощников за книгами, пластинками и дорогой печенкой для трех его кошек. Как и Мими, он обожал своих кошек — Сашу, Мишу и Черо. Но казалось, будто он сбежал от одной жизни, которая, возможно, порой пугала его в дни «потерянного уик-энда», и не нашел подходящей альтернативы. Подобная депрессия угнетает многих профессионалов, которые слишком рано уходят на пенсию с яркой, интересной работы. Но обычно эти пенсионеры бывают несколько старше.

Йоко давно интересовалась оккультизмом, Таро и нумерологией, а из этого следовало, что вокруг астрологических прогнозов и конфигураций планет вращалась не только их с Джоном повседневная жизнь, но и весь бизнес. Трудно не представить себе, как более юный Джон Леннон, циничный ливерпулец, издевательски отвергает всё это очковтирательство, но нынешний Джон соглашался со всем, что говорила Йоко. Он что, правда верил в это? Наверное… в какой-то степени… когда хотел. Верил же он в Алекса-волшебника и в Махариши.

И снова он носил на себе отпечаток последнего сильного человека, который завладел его волей. А Йоко была сильнейшей личностью из всех, с кем он когда-либо встречался.

Много лет он говорил Мими: как только ему дадут грин-карту, он возьмет Шона и Йоко в Великобританию, чтобы познакомить мальчика со своей тетушкой и семьей. Но он этого не сделал. Из США он впервые выехал в Гонконг, один, по указанию Йоко и ее карт Таро. Он впервые был где-то один с тех самых пор, как в 1960 году вернулся в Ливерпуль из Гамбурга. Цель путешествия, похоже, состояла в том… чтобы просто попутешествовать.

В следующем году, пройдя восьминедельный интенсивный курс японского языка в языковой школе Berlitz, он взял Йоко, Шона и небольшую свиту из гувернантки и ассистентов в трехмесячный отпуск в Японию — встретиться с большой семьей Йоко. Ему там как-то не понравилось. Да, Япония давала сравнительную анонимность, которой он не мог ожидать в Великобритании или США, но ему стало скучно, и вскоре Йоко пригласила своего друга Эллиота Минца — чтоб повеселил. Именно в Японии Джон узнал, что Элвиса Пресли нашли мертвым в его доме в Мемфисе. Элвису было сорок два. Леннон задумался. По крайней мере, он-то не тусовался в белом костюме по Лас-Вегасу, распевая свои старые хиты. Но вот что он будет делать, он не имел ни малейшего представления.

Джон был рад, когда настало время вернуться домой, но не учел, что и тут Йоко не обойдется без карт Таро и нумерологии. Числа сказали, что ей лучше возвращаться в Нью-Йорк восточной дорогой, а Джону и остальной свите, включая Шона и его гувернантку, предстояло лететь на запад, в Гонконг, в Дубай, а затем домой в США через Франкфурт-на-Майне. Некоторые мужья сочли бы, что это глупость и сумасбродство, возможно, но Джон, похоже, просто принял все как обычные мелкие странности «мамы». В Нью-Йорке его все равно не ждала работа, так что торопиться было некуда.