Быть Лолитой

Она продолжала, описывая Долорес Гейз (я заметила, профессор Калдвелл называет ее исключительно настоящим именем, не Лолитой) как девочку-подростка, которую было очень легко обмануть и совратить.

– Если вы разрешите девочке-подростку есть все, что вздумается, она будет есть пиццу каждый день. Но в итоге умрет или заболеет цингой. Подростки не готовы принимать лучшие для себя решения, – продолжала она. – «Лолита» не история любви, а по факту история об изнасиловании и одержимости.

Если бы мое сердце было бабочкой, то ее лекция оборвала бы мои крылья одно за другим.

Я шла по студгородку в свое общежитие в каком-то тумане, холодный ветер забирался за шею через шарф. Разумом под конец наших отношений с Ником я понимала, что они были проблемными и нездоровыми, ведь я же рассталась с ним, в конце концов. Он стал полным козлом. Но все равно мы были влюблены. Он любил меня, сам говорил это. Даже если между нами ничего не получилось, наша история, наша «Лолита», была историей любви. Должна была быть.

После лекции профессора Калдвелл я начала перечитывать «Лолиту», держа в голове мысль о том, что Гумберт является ненадежным рассказчиком. Раньше я даже не знала о существовании подобного термина. Моя прикроватная лампа горела всю ночь, пока я листала страницы. Сегодня я бы поспорила о том, что Гумберт предстает хищником с самой первой страницы. Но тогда, в девятнадцать лет, мне пришлось прочитать все до самого конца первой части, чтобы понять. Последняя глава первой части «Лолиты», глава 33, буквально состоит из списка Гумберта, где он перечисляет подарки, которые преподнес Лолите утром после их полового акта, после того, как он сообщает ей, что ее мать мертва, самое сексуальное соблазнение. В середине списка длиной в целый параграф, включающего книжки комиксов, коробку конфет, маникюрный набор, кока-колу, среди всех девчачьих побрякушек появляется «коробка гигиенических подушечек». Коробка прокладок? Я подчеркнула и это. У нее внезапно начались месячные? Это такая родительская забота?

А потом я вспомнила лицо Ника, когда он увидел простыни утром после нашего первого секса, вспомнила холодную воду и его гнев. «У нее идет кровь после секса. Прямо как у меня». Потому что он был грубым. И знал, что причинил ей боль, что скрыл в тексте, чтобы читатель не заметил. Но это написано специально: чтобы манипулировать читателем. Убедить, что Гумберт Гумберт говорит честно, говорит правду, даже выглядит уязвимым, рассказывая свою историю. Почти что признается: «Но я ведь говорил тебе, читатель. Там все написано». Но нет ничего честного в том, чтобы признать применение грубой силы во время секса с Долорес, вписав это в контекст на первый взгляд непримечательного списка.

Я вспомнила еще один длинный список. До сих пор хранила все подарки от учителя, от Ника, в коробке под кроватью. Мои мысли вернулись к одному из писем, которое он отправил мне после того, как мы расстались, то, где он просил меня передумать и составил список всего, о чем он сожалеет – в общей сложности сорок девять пунктов (1. Прости, что кричал. 2. Прости, что заставлял думать, будто я могу тебя ударить. 3. Прости, что не всегда слушаю.), а еще двадцать пунктов, о которых он не сожалеет (18. Не жалею, что занимался с тобой любовью. 19. Не жалею, что целовал тебя. 20. Не жалею, что люблю тебя.) Затерявшись среди этих пунктов, среди заявлений о нескончаемой любви, было признание того, что наши отношения построены на лжи, что он физически угрожал мне и вербально унижал, что препятствовал моему общению с другими в школе и продолжал это делать, когда я поступила в колледж, и ничто из этого не похоже на любовь на самом деле. 33. Прости, что смотрел на тебя свысока. 34. Прости, если заставлял тебя чувствовать себя униженной.

Я подумала о том, как Набоков использует поэзию Эдгара Аллана По в «Лолите», даже называет утерянную Гумбертом любовь, что послужила причиной появления плесени на его отношениях с нимфетками в книге, Аннабель, в честь утерянной любви в знаменитом стихотворении По «Аннабель Ли». Не случайно и то, что По женился на своей тринадцатилетней кузине Вирджинии. В своем так называемом дневнике, романе «Лолита», Гумберт упоминает других людей высокого искусства, которые относились к юным девочкам как к нимфеткам: Данте влюбился в Беатриче, когда той было восемь лет, Петрарка влюбился в девочку, которой было двенадцать. Такие отсылки романтизируют и усиливают эффект от влечения Гумберта к нимфеткам, из-за чего все выглядит не только нормальным, но и вдохновляющим.