Быть Лолитой

Хотя я могу сказать, что рисунки выполнены с любовью (Набоков наблюдал за этими бабочками часами, ловил мягким сачком и отпускал, чтобы они жили, а затем по памяти с заботой рисовал их акварелью), фотографии являются доказательством того, что для него любовь не всегда ассоциировалась с биением сердца. Бабочки на фотографиях неподвижны, пришпилены с помощью иголок и клея навеки. Нельзя не думать о том, что в его мыслях любовь к бабочкам стала причиной их убийства. Не знаю, мучились ли они, бабочки, понимали ли своим мозгом насекомого, что такое боль в принципе. И как можно убить нечто столь маленькое, не повредив? Должно быть, нужны навык, практика, своего рода забота. Как поймать что-то так, чтобы оно осталось нетронутым, или, по крайней мере, выглядело таковым? Обе страницы с бабочками похожи, на каждой есть бабочка вида Calias Lolita Nab. В углу страницы с рисунком написано: «Восточная сторона каждой моей минуты уже озарена светом нашей предстоящей встречи. Все остальное тьма, скука и отсутствие тебя».

А затем – целая страница с марками «Лолиты». Шесть рядов с разными вариантами книжной обложки, начиная с оригинальной зеленой и заканчивая той, где девочка в очках в форме сердечек сосет леденец на палочке. На другом конце – замочная скважина с улыбкой по ту сторону. Темноволосая обнаженная девочка, позирующая для невидимой камеры. Если повернуть страницу по часовой стрелке, сбоку появится первая строчка из «Лолиты», строчка, которую учитель читал мне, сидя за столом напротив меня, заставляя меня верить в то, что в семнадцать я клятвенно называла любовью: «Грех мой, душа моя».

На своих коленях, в своих мыслях я держала самый романтичный подарок Ника за все то лето, подарок Набокова: его бабочки и его «Лолита». Я чувствую тяжесть их крыльев, текстуру коллекции марок, запах клея. Я никогда не узнаю, был ли учитель просто наивен и пуст, и неспособен постичь глубину произведения, верил ли и правда в то, что «Лолита» является историей любви, историей нашей любви, и в свои почти тридцать лет не научился читать между строк. Но опять же, он учился в Корнелле, в Колумбии – разве мог он быть глуп? Как он мог игнорировать жестокость, манипуляции, боль, отраженную в прозе?

Другая версия этой истории такая же несносная: что учитель был хищником, что он потратил наш год в школе на то, чтобы сделать из меня идеальный субъект для насилия, что причинение мне боли и было целью. Что я была дурочкой, обычной жертвой, которая поверила в историю, снова и снова рассказанную в качестве предупреждения для девочек, и проигнорировала ее, потому что думала, что особенная. Вместо этого я оказалась очередным клише.

Однажды в его спальне он пришпилил мои руки к кровати своими ладонями и шепнул мне на ухо, что я прекрасная бабочка, что я его бабочка. Я затаила дыхание и считала удары сердца; один, два, три. Пульсацию. Насколько помню, мои глаза были закрыты, но каким-то образом я видела – я была его бабочкой.

10

Спустя пятнадцать лет после учителя я купила бабочку. Ненавижу бабочек. Бабочки – это переводные татуировки, наклейки в девчачьих тетрадях, метафоры о превращении, которые настолько очевидны, что являются синонимом слова «клише». Так что вполне логично, что я шла по Бродвею после занятия по писательству в магистратуре и впервые заметила, хотя ходила по этому отрезку улицы уже не раз, что там расположен магазин, посвященный природе и природным искусствам. На витрине которого красуются бабочки.

Мертвые бабочки. Это не магазин товаров для домашних животных, а скорее музей поклонения черепам, окаменелостям и предметам викторианской эпохи. Где все продается. Я читала многое у Набокова. Не только «Лолиту», но заглянула и в его другие одержимости, а именно научные исследования, посвященные бабочкам. Набоков был известен и уважаем как лепидоптеролог, ему посвящены отделы в Американском музее естественной истории и в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета, он порой проводил четырнадцать часов в сутки, рисуя крылья и гениталии бабочек. Он выделил название подростковому этапу взросления насекомых, период полупревращения: нимфа. Позже он объединит крылья, девочку и страсть и создаст нимфетку Гумберта. Это был человек со множеством увлечений, как говорил он сам. Теперь, спустя более чем пятнадцать лет после того, как учитель сказал, что любит меня, мне хотелось подержать набоковскую бабочку, объект его страсти, в своих руках.