«Быть может за хребтом Кавказа»

Так для кого же экспериментировал Грибоедов? Или разговор о нем вообще никак не связан с реальным бытием писателя и является простой аллегорией? Но даже и в этом случае «ответ не сходится». Трудно, а по совести говоря, невозможно вообразить такую историческую ситуацию, где подвиг поэта, мыслителя заключается в компромиссе с «властью роковой». Либо общество более или менее находится в согласии с правительством — и тогда действует с ним заодно, по убеждению; либо разлад, противостояние, борьба — тогда и настоящий мастер в разладе с властью (даже если он субъективно заблуждается на свой счет). Наконец, существуют переходные периоды, когда одни идеи отмирают, другие еще не определились: общество выжидает, ищет ответа у лучших своих представителей — куда идти, к чему стремиться? Тот, кто в этих обстоятельствах идет на компромисс (в том духе, как «заподозрен» Грибоедов), ничего не предлагает современникам, которые на компромисс пойти уже не могут.

Еще раз скажем, что, по-нашему, субъективная трагедия Грибоедова была не столь сильна, как представил Тынянов в своем романе и как (совсем иначе) обрисовал Лебедев. Другое дело, что существовала объективная, нам, потомкам, наверное, более заметная трагедия грибоедовской жизни — роковая необходимость такому человеку, гению, творить и действовать в николаевское время…

Между роковыми обстоятельствами и тем, что чувствовал, осознавал сам Грибоедов, — дистанция, и немалая. Поверхностный наблюдатель может даже предположить, что горе здесь не от ума, что неловко столь замечательному мыслителю не видеть того, что, казалось бы, столь заметно.

Иллюзии. Грибоедовские иллюзии.

Он писал: «Мы молоды и верим в рай». Вероятно, крупный мастер вообще не может творить, не имея иллюзий, не веруя, хоть немного, в близкий рай; может быть, оттого и молоды, что верят в рай. Пушкин писал о гении «обыкновенно простодушном»…

Это — инстинкт, защита от «тьмы низких истин»; это — один из важных способов не отравить себя ненавистью, чистым отрицанием, поддержать огонь положительных мечтаний. «Иллюзии порой оказываются формой своеобразной консервации идеалов» — глубокая мысль, сформулированная в 1960-х годах [Лебедев. Чаадаев, с. 138].

В стихах же о вере в рай Грибоедов рассказал и о том, что станет, если иллюзий не станет, «виденье исчезнет»:

Постой! и нет его! угасло! —
Обмануты, утомлены.
И что ж с тех пор? — Мы мудры стали,
Ногой отмерили пять стоп,
Соорудили темный гроб
И в нем живых себя заклали.

Премудрость! вот урок ее:

Чужих законов несть ярмо,
Свободу схоронить в могилу
И веру в собственную силу,
В отвагу, дружбу, честь, любовь!!!

* * *

Автор сдает последние архивные дела и нехотя прощается со старым Тифлисом, с числящимися по тифлисской губернии шестью городами и двумя местечками, с деревнями и селами числом 1540 и восемью немецкими колониями…

Прощайте, случайные отпечатки минувшего.

Копия полицейского наставления из Петербурга, чтобы «добрые, не опасаясь подлой клеветы, спали в объятиях покоя, а бездельники, соскуча трепетать, обращались на путь чести».

Дело о дозволении в Грузии кулачных боев.

«Доклад об абхазском народе, который, один из самых упорных, по сию пору сохраняет дикую независимость и склонен к сухопутным и морским разбоям…»

«Рапорт о гражданских местах, кои находятся, не исключая Тифлиса, в жалостном состоянии, как по наружности, так и в сущности… Расстройство же дел достигло такой степени, что в целом Закавказском крае нет ни одной гражданской тюрьмы».

«Дело о сооружении памятника покойному статскому советнику Грибоедову на горе св. Давида».

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем пережила тебя любовь моя?»

Воображаем рядом строки с могилы Абеляра: «Он один мог знать, кем он был».

Через «цветущие пустыни» (выражение Пушкина), над дорогами Грибоедова, где некогда было 107 станций, мы бездумно, быстро, наверное, слишком быстро переносимся из одного конца страны в другой.

Чтобы тут же снова отправиться в путь вслед за другим бессмертным путешественником.

Часть II Пушкин

Глава 5 В Арзрум

И где мне смерть пошлет судьбина?

Пушкин. 1829 г.

 5 марта 1829 г. «отставной чиновник X класса» Пушкин берет подорожную до Тифлиса и 1 мая отправляется на Кавказ.

Кавказ, Восток его манят, притягивают постоянно, всегда. Тут даже не совсем применим смелый образ, придуманный Вяземским и некогда использованный М. А. Цявловским для заглавия одной из статей: «Тоска по чужбине у Александра Сергеевича Пушкина». Восток — не чужбина; не только прадед, Ганнибал, думал «о милой Африке своей», но и правнук воображал себя тоскующим «о сумрачной России… под небом Африки моей».