Быть мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Идея о том, что мужчины — заложники биологического вида, меня взволновала. Мне не понравилось представление о генетическом предопределении и узких рамках, в которых изменения почти невозможны, потому что это, на первый взгляд, ограничивает зону личной ответственности. Это обеспокоило меня также потому, что данное Робином описание мужской дружбы выглядит слишком уж правдоподобно. И действительно: когда организации вроде CALM проводят свои кампании, им приходится считаться с тем, что мужчины более склонны общаться во время каких-то совместных, часто физических, занятий, и потому они организуют мероприятия, где такое возможно.

Значит ли это, что мы всё-таки не отыгрываем мужественность, а проживаем свое эволюционное предназначение — быть мужчиной? Не обязательно. Наличие «спектра» моделей поведения означает, что пространство для маневра все-таки есть, и небольшие перемены могут повлиять на многое, если мы продолжим подталкивать мужчин в сторону большей эмоциональной открытости. Под гнетом эволюции некоторые современные проблемы кажутся несущественными, однако это не так, ведь они всё, что у нас есть. Пускай мы не в состоянии добиться масштабных результатов, однако даже ничтожное уменьшение количества самоубийств — достаточная причина для того, чтобы не отчаиваться.

И это не отменяет сказанного Робином. Изучая маскулинность, крайне важно осознавать, что мы часть человечества как вида. Взаимодействие обезьяньих инстинктов, химических и гормональных реакций, культуры, памяти, голода — все это оказывает влияние. Игнорировать любой из этих факторов абсурдно, так же как и изучать какой-то один в отрыве от остальных — а по-моему, именно это и происходит с теорией эволюции, когда речь заходит о мужчинах («мальчики всегда мальчики»); все имеет значение, все связи и переплетения, и любое знание поможет в решении человеческих проблем.

Робин подчеркивает, что цель его исследований — объяснить, как лучше обучать мальчиков и мужчин: следует понимать их, а не осуждать или сдерживать. Когда речь идет о риске самоубийства, он рекомендует применять знания об эволюции мужчины.

Это не значит, что взаимоотношения мальчиков, неглубокие по сути, неважны, так как, судя по всему, они играют роль не менее заметную, чем отношения девочек. Здесь и прячется ключ к суициду: парню в нестабильном состоянии необходимо сохранять связь с другими парнями. Не для того, чтобы «плакаться в жилетку», как это свойственно девушкам; друзья вытащат его из трясины и возьмут с собой в горы.

Быть в этой ситуации «принимающей» стороной куда сложнее, чем кажется. Да, возможно, вам понадобится гора, чтобы забраться на нее и там поговорить, но что случится потом? Что, если мягкость, взаимопомощь, страхи и слабые места проявятся не только в разговорах, но и на каждом шагу этого опасного пути?

Наш жизненный опыт состоит из больших истин, видимых издалека, и маленьких сложных взаимодействий. Любой выбор — результат напряженных трений между старыми ценностями и новыми формами, желанием и возможностью, принятием и риском. Это и есть сама жизнь. Никто в действительности не знает точно, насколько нас определяет генетика, а насколько — личный опыт. Но, без сомнений, мы можем попытаться взять судьбу в свои руки, а эволюция пускай делает свое дело. В конце концов, вся жизнь человека — это поиск чего-то большего, лежащего за пределами данного природой. Да Винчи, Оскар Уайльд, Стивен Хокинг, Майкл Джордан… Что такое подлинное упорство, как не стремление сломать границы обычного человеческого существования?

* * *

Когда мы наконец пробились через охрану «Арены О2» внутрь, все стало другим — и все стало как надо. Звук дробил кости черепа, красные вспышки выхватывали из тьмы смеющиеся лица и вводили в исступление дергающиеся тела; в этот момент то ли музыка, то ли игра теней высвободили мое желание раскрыться. Причина точно не в алкоголе — здесь был только один бар, на расстоянии семи мужчин от меня; смогу ли я отдаться этому месту без жидкой поддержки? Но что-то вытащило меня из кокона сомнений и бросило в толпу.

«Мы друг другу нужны, мы друг другу верны…»[19]

Хотя все мы пришли сюда якобы ради Лиама, на самом деле мы просто хотели побыть вместе. Мужчины то ли обнимались, то ли боролись друг с другом, проявляя агрессивную симпатию и оглушающе крича в ближайшие уши, — это была не то нежность, замаскированная под грубость, не то грубость, достаточно гибкая, чтобы позволить нежность. Не стоит воспринимать подобное с цинизмом, они действительно преобразились, забыв обычное позерство и стеснение.

«Может, это ты меня спасешь…»