Быть мужчиной

Ноа стало больно. Она не стала говорить то, что ей хотелось сказать — что вся их семья рассыпается на части. Вместо этого она твердо попрощалась с матерью и убрала телефон в карман, потом скинула сандалии и уперлась ногами в переднюю стенку. За окном пальмы метались по ветру. Если бы бабушка в состоянии была воспринять новости о разводе Моники и Леонарда, подумала Ноа, то испытала бы шок и гнев. Бабушка была способна на любую бурную реакцию, но вот согласиться, что все в порядке, она бы никак не могла. Может, Моника специально ждала, пока деменция не защитит ее мать от подобных новостей, чтобы им обеим не пришлось расстраиваться. А может, это хрупкость матери, ее приближающаяся смерть заставили Монику ощутить, что время уходит, а она еще не добилась от жизни того, чего хотела. Или это все Леонард затеял? Родители держались заодно, так что дочери не могли понять, кто из них затеял развод. Никто не пострадал, все получили то, что хотели. Они договорились, что больше не надо будет договариваться о том, как прожить всю оставшуюся жизнь.

В новостях продолжали обсуждать развитие пожара, кружа вокруг фактов и повторяя их снова и снова. С воздуха лили тонны воды и замедляющих пламя веществ, огонь пытались удержать в буферной зоне, люди выстроились цепочками и рубили все, что может гореть. Фургон съехал с прибрежных дорог и внезапно система кондиционирования донесла до них запах дыма. Ник выключил радио. Он работал в магазине последний месяц, а в конце июля собирался перебраться на север. Он рассказал Ноа про юрту, которую строил на участке у друга. Жить в круглом помещении без углов — это будет непривычно, сказал Ник. Свободной рукой он промотал изображения на своем телефоне до фотографии вида на далекие голубые горы, который открывался с участка друга. Ник изучал биодинамическое сельское хозяйство. Земля эта принадлежала кооперативу, который стремился к устойчивому развитию и созданию сообщества. Летом все они купались голышом в реке Юба. Ник показал Ноа фотографию бурной реки, вода в которой после шторма стала грязной. А сейчас там уже все зелено, сказал он, река течет с Высокой Сьерры, и вода прозрачная до самого гранитного дна.

Ник, наверное, не верит в брак, решила Ноа, пока они ехали к дому невесты, расположенному в холмах. Наверное, он и в моногамность не верит, считает, что это такая же устаревшая условность, как углы у зданий. Может, Моника и Леонард тоже больше не верят в моногамность? А она сама? Во что она верит? Ноа подумала о Гейбе и ощутила прилив желания, вспомнив его тело, исходивший от него запах и то, как втягивался у него живот, когда она запускала пальцы под резинку его трусов. Какое у него было лицо, когда он кончал. Сейчас, наверное, какая-то другая девушка уже успела увидеть это выражение лица, в котором смешивались удовольствие и боль. Может, та девушка из бассейна, где Гейб работал спасателем, — у нее блестящие волосы, а груди в лифчике от купальника торчат безупречными апельсинчиками, и она-то не станет колебаться, она сразу с ним переспит. Ноа представила, как Гейб целует ту девушку, и томившее ее желание превратилось в ревность и боль. Чувствуя, что краснеет, она отвернулась к окну.

В доме невесты рабочий сеткой на длинной ручке вылавливал из бассейна пурпурные цветы жакаранды. В саду построили белый шатер с прозрачными стенками, чтобы защитить гостей от солнца и ветра, и из шатра доносился стук молотка. Организатор свадьбы вышла им навстречу и повела по тропинке, окаймленной лавандой. Ноа сорвала цветок и раздавила его в пальцах. Этот запах напомнил ей об Израиле, об оштукатуренных домах киббуца, где в садах использовали вместо вазонов старые детали от тракторов и в этих деталях разрастались, свисая по стенкам, суккуленты всех форм и размеров. Внутри шатра было двадцать четыре круглых стола, покрытых белыми скатертями, а для стола жениха и невесты помост еще строили.

Когда они заносили букеты из фургона, из дома вышла мать невесты и окликнула организатора свадьбы, но та ее не услышала, потому что как раз кому-то давала инструкции по телефону. Высокие каблуки матери невесты тревожно застучали, когда она шла по деревянному полу танцплощадки. Потом она остановилась проверить цветы, которые Ноа только что поставила, потеребила лепестки, и ее унылое лицо наполнилось еще большим унынием. Передние зубы у нее были испачканы помадой. Букеты слишком маленькие, сказала она. И они ждали сирень. Ее дочь будет недовольна.

Ноа опустила взгляд и снова ощутила прилив гнева. Да кем эти люди себя считают? С какой стати они устраивают скандалы из-за цветов и празднуют, когда в нескольких милях отсюда люди теряют дома и гибнут в яростной борьбе с пожаром? Ноа чувствовала, что если попытается ответить, то не сможет сдержаться, поэтому она позвала Ника и ушла в фургон.