Быть мужчиной

Невеста засмеялась. Глаза у нее блестели, вид был слегка безумный. Она скинула туфли на каблуках, подобрала шлейф и, вернув себе природную ловкость, одним прыжком преодолела комнату. Похоже, ее мускулистое тело, привыкшее плавать километры и покорять лошадей, побеждать и никогда не проигрывать, знало, что ему нужно, лучше, чем ее разум. Невеста натянула кеды не шнуруя и протанцевала по комнате до зеркальных дверец шкафов. Но когда она посмотрела на свое отражение, смех исчез, уступив место кривой усмешке.

Воцарилось молчание. Потом невеста поймала в зеркале взгляд Ноа.

— Ты не из фирмы по ресторанному обслуживанию, — сказала она мрачно.

Ноа промолчала.

— Я по грязи под ногтями вижу.

И правда, ногти у Ноа были черные. Так продолжалось все лето — земля из-под них вымывалась, только когда она плавала.

Ноа пожала плечами; то, что ее поймали на вранье, ее не слишком беспокоило. Она очень остро ощущала, что все ее поступки чрезвычайно логичны, и поэтому чужое поведение ей часто казалось гораздо менее логичным. Это качество она унаследовала от Леонарда, а Гейб часто говорил ей, что это разновидность чувства внутреннего превосходства. Но разве не все уверены, что поступают абсолютно логично и разумно? Нет, сказал Гейб, не все: большинство людей допускают, что могут ошибаться или, как минимум, что существуют другие способы мыслить, которые не являются проявлением сумасшествия. Ноа приняла это — по крайней мере чтобы показать, что готова принимать чужой образ мыслей. Такая манера себя вести ей тоже досталась в наследство — когда Леонарда обвиняли в упрямстве, он мог весь остаток дня вести себя великодушно, но потом забывал и снова становился самим собой.

— Я не хотела, чтобы вы бесились насчет цветов. Ваша мать сказала, что вам не понравятся букеты. У нас нет сирени, букеты маленькие, и их надо переделывать. Мы ждем, пока хозяйка подвезет еще цветов.

— Моя мать… — простонала невеста, будто ей только что напомнили о плохих новостях. Но больше она ничего не сказала и, вспомнив о насущных задачах, подняла с кровати ворох лежавшей на ней прозрачной ткани, а потом вручила Ноа. Вуаль была закреплена на черепаховом гребне, и невеста снова повернулась к Ноа спиной, на этот раз чтобы та увидела, где именно воткнуть гребень в уложенные в прическу волосы, наполовину приподнятые шпильками. Волосы были жесткие от лака, и Ноа пришлось с силой нажать, чтобы зубья гребня вошли в прическу. Наконец вуаль была закреплена, невеста развернулась и торжественно склонила голову, готовясь к тому, что вуаль сейчас опустят ей на лицо. Захваченная воздействием ритуала, она закрыла глаза. Черты ее, исчезая под кружевом, стали мягкими и нечеткими, и Ноа тоже пробрала дрожь, будто она правда последней видела лицо невесты такой, какая она есть сейчас, до того, что произойдет дальше — будь то принятие на себя серьезной ответственности или посвящение в тайную мудрость — и изменит ее. Невеста медленно повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и Ноа повернулась тоже, удивившись своему отражению, высокому и долговязому, с плоской грудью и грязью под ногтями. Внезапно она стала похожа на мальчишку, будто всю ее женственность украла невеста в девственно-белом кружеве.

Но им некогда было глубже изучить перемены в себе, потому что с лестницы снизу донесся голос матери невесты, пронзительный и полный тревоги, вызванной несовершенством окружающего мира или, что еще серьезнее, перспективой потерять единственного ребенка, у которого появится в жизни нечто более важное, чем она. Глаза Ноа и невесты встретились в зеркале, и что-то в этот момент между ними произошло, что-то важное, чего Ноа до конца не поняла. Она невнятно пожелала невесте счастья и выбежала из спальни, спряталась в ванной, пока мать невесты не прошла, и только потом спустилась вниз и направилась к фургону.

К тому времени, как они вернулись в магазин, было уже три, но работы еще хватало. Страсти, желание, горе и простое желание отметить юбилей, похоже, никуда не девались даже во время пожаров, и для всего этого требовались цветы. Кьяре, начальнице Ноа, не хватало людей, и она попросила Ноа остаться и помочь разобраться с заказами. Закончили они только после семи. Радио непрерывно изливало новости о пожарах: погибло еще двое пожарных, эвакуировали еще сотни домов. Кьяра молча работала рядом с Ноа за столом для обрезки. У нее когда-то сын умер от рака мозга, так что она привыкла к тому, что ее частная жизнь и чужие праздники имеют между собой мало общего. Закончив последний букет, нечто в тропическом духе с пальмовыми ветвями и яркими райскими птицами, Ноа вымыла руки в огромной металлической раковине. Чистя ногти, она вспомнила про невесту, которая наверняка теперь уже стала женой.