Быть мужчиной

Он ждал, что она скажет что-нибудь еще, но у нее закончились слова, ей нечем было называть вещи. Наконец она взяла за краешек конверт с решением о разводе и толкнула его через стол. Где-то далеко ее родители жили своей жизнью. Ави взял конверт, некоторое время подержал его в своих изящных руках, потом положил на кухонный стол, где раввин должен был его увидеть. Ноа встала, будто собираясь уходить, но, еще даже не поднявшись на ноги, поняла всем своим телом, что никуда не уйдет. Она так и осталась стоять, слегка покачиваясь, а Ави изумленно смотрел на нее. Наконец она шагнула к нему, и ей показалось, что ее пальцы тянулись вперед очень долгое время, прежде чем наконец коснулись светлых волосков на его щеке. Он закрыл глаза и зашевелил губами. Ноа нежно накрыла его губы своими, словно бы затем, чтобы они перестали шевелиться, но вместо этого она вобрала в себя то, что эти губы произносили на древнем языке, и почувствовала, как в паху у нее вспыхивает желание. Теперь глаза у него были открыты, и, оторвавшись от него, она расстегнула рубашку. Ничего такого особенного у нее под рубашкой не было, но Ноа все равно считала, что это дар, и, взяв его дрожащие пальцы, положила себе на грудь. Ави провел большим пальцем по ее соску, и у Ноа перехватило дыхание, ее пробрала дрожь. Она расстегнула шорты и уронила их на пол и собиралась сбросить и трусы тоже, но тут он испуганно повернулся к окну, будто кто-то снаружи мог увидеть чудо того, что совершалось внутри. Будто пожары почти добрались до них, горели уже совсем рядом, такие же неудержимые, как все пожары, которые уничтожают старый порядок, чтобы освободить место для нового. Он сжал ее руку в своей потной руке и провел ее через темную гостиную в свою маленькую спальню в глубине дома. И там, на узкой кровати, она дала ему то, что хотела дать, и взяла от него то, что ей было нужно, а когда ее тело рассекла пронзительная боль, она укусила его за плечо, чтобы не кричать, и слов для благословения у нее не было.

Увидеть Эршади

К тому времени я танцевала в этой труппе уже больше года. Я мечтала работать с этим хореографом с тех самых пор, как впервые увидела его постановки, и десять лет прилагала все силы к тому, чтобы этого добиться. Я много и напряженно училась, годами жертвовала всем, чем требовалось пожертвовать. Когда наконец я прошла просмотр в его труппу и он пригласил меня на работу, я все бросила и полетела в Тель-Авив. Мы репетировали с полудня до пяти, и я целиком отдалась работе с хореографом, целиком приняла его видение. Иногда у меня спонтанно текли слезы из глаз, будто что-то вырывалось из меня наружу и лопалось. Сидя с кем-нибудь в баре или в кафе, я взволнованно рассказывала о том, каково работать с этим хореографом, говорила, что ощущаю, будто я на пороге непрерывных открытий. А потом вдруг поняла, что стала фанатичкой. Что чувства, которые я считала преданностью, перешли во что-то иное. Это понимание темным пятном легло на нечто, что раньше было только чистой радостью, но я не знала, как с этим быть.

Устав после репетиции, я либо шла к морю, либо возвращалась домой и до самого вечера, пока не наступало время встреч и вечеринок, смотрела кино. На пляж часто ходить не получалось — хореограф хотел, чтобы у нас на всем теле кожа была такая же бледная, как на заднице. У меня начался тендинит в лодыжке, и к ней после репетиций и выступлений приходилось прикладывать лед, так что я пересмотрела кучу фильмов, лежа на спине с поднятой ногой. Я смотрела подряд все фильмы с Жаном-Луи Трентиньяном, пока он не стал в них настолько стар, что меня стали угнетать мысли о его неминуемой смерти. Тогда я переключилась на Луи Гарреля — он достаточно красив, чтобы жить вечно. Иногда моя подруга Роми приходила посмотреть кино вместе со мной, если была свободна. Потом фильмы с Гаррелем закончились, но наступила зима, а зимой все равно не поплаваешь, так что две недели я сидела дома с Ингмаром Бергманом. С Нового года я решила отказаться от Бергмана и от травки, которую курила каждый вечер, и скачала «Вкус вишни» иранского режиссера Аббаса Киаростами, потому что мне понравилось название и потому что фильм сняли далеко от Швеции.