Быть мужчиной

Только сев в машину, она увидела конверт из Верховного суда на переднем сиденье и вспомнила, что обещала раввину его завезти. Она ужасно устала, в ней накопилась печаль, и ужасно хотелось ее развеять, вернувшись домой, где знакомо пахнет и можно упасть на тахту и смотреть телевизор. Но раввин завтра уезжал в Польшу, а без нужных бумаг ничего так и не закончится. Он хотел, чтобы все было в порядке, чтобы хаос всего, что было сломано и перевернуто вверх дном, аннулировано и отменено, волшебным образом превратился в порядок путем простой регистрации бумаги в официальных архивах иудейского религиозного суда. Ноа вовсе не хотелось содействовать упорядочиванию того, что, как она знала, надолго — а может, навсегда — поселило у нее в сердце хаос, но противостоять этому процессу она тоже не хотела. Она ввела в телефон адрес, который дал ей раввин, не обращая внимания на пропущенные звонки и сообщения от родителей, накопившиеся за день. Она не отступила от своего решения, и в конце концов им пришлось это принять. Там, где находились ее родители, было уже поздно, а пожары ближе не подошли, так что они, наверное, пошли спать — телефон уже несколько часов не звонил. Теперь Ноа заметила, что ехать до нужного места ей всего двадцать минут, хотя оно и находится в незнакомом районе. Это оказалось где-то неподалеку от синагоги, где раввин исполнил гет, — если «исполнил» тут подходящее слово. Конечно, из-за перекрытых дорог движение могло стать интенсивнее и ехать придется дольше, но Ноа все равно развернулась и поехала в том направлении, которое указывал GPS.

Дома здесь были скромные, а на газонах перед ними не росло цветов. Мимо в сумерках неслись куда-то хасиды в темных костюмах, словно не замечая жары, а женщины в длинных юбках и с закрытыми руками, сгорбленные и торопливые, катили и тащили детей. Эти люди всегда куда-то спешат, прозвучал у нее в голове голос Леонарда. Спешат, чтобы успеть исполнить побольше мицвойс, хотя сам Мессия, великий счетчик еврейских поступков и еврейской судьбы, никуда не торопится.

Дом раввина был такой же невзрачный, как и остальные, только под деревом стоял стул из алюминиевых труб. Нейлоновые ремни его сиденья сильно провисли, будто тут кто-то часами сидел и размышлял. Но когда Ноа припарковалась и пошла к дому по диагонали через газон, она увидела, что неровная поросль травы возле стула усеяна окурками — здесь раввин просто предавался дурной привычке, которую его жена не желала терпеть в доме.

Держа под мышкой свидетельство о разводе Леонарда и Моники, она позвонила в дверь. Открыла ей, однако, не жена раввина, а его молодой помощник с редкой светлой бородкой. Увидев Ноа, он засиял от удивления. Она спросила, дома ли раввин, помахав в качестве объяснения конвертом. Нет, сказал молодой раввин, вся семья на свадьбе.

— Похоже, сегодня все женятся, — произнесла Ноа. Молодой раввин улыбнулся, удивленно приподняв брови. Ноа сжала конверт в руках, чувствуя, что пока не готова его отдать. Раввин спросил, не хочет ли она войти.

Интересно, подумала Ноа, слышал ли он вообще про пожары — запах отсюда не чувствовался. На кухонном столе стояла миска с фруктами — грушами и пурпурным виноградом со спелой влажной кожицей. Он предложил ей сесть, жестом указав на стул, потом вскипятил воду, сделал чай и налил ей в стакан. Ноа отпила, исполнившись благодарности за его простую доброту. Глядя на то, как он ходит по кухне, где все ему явно прекрасно знакомо, она вдруг поняла, что это не помощник, а сын раввина. Он сел напротив нее и размешал в своем стакане ложку сахара, беззвучно произнеся благословение перед тем, как пить.

— Ты ведь Ноа, правильно? — сказал он.

Она не помнила, чтобы представлялась по имени в день процедуры гет, но он, наверное, слышал, как к ней обращаются родители или сестра.

— Я Авиэль, но меня все зовут Ави.

Ноа бросила голодный взгляд на фрукты, и Ави, чуткий и ничего не упускавший, пододвинул к ней миску.

— Вот, бери, пожалуйста, — сказал он и встал, чтобы дать ей тарелку и нож. Она вспомнила про хасидов, которые иногда стояли на перекрестках и спрашивали прохожих, не евреи ли они и если да, то не хотят ли они получить субботнюю свечу или не повязать ли им тфилин, и задумалась — может, гостеприимство Ави чисто практическое, может, он следует наказу Ребе привлекать заблудших евреев, возвращать их к вере, чтобы они тоже могли увеличивать количество мицвойс, которые ускорят пришествие Мошиаха.

— Как поживают твои родители? — спросил он. Он не был с ними знаком, но присутствовал при очень личном событии в их жизни, так что его нельзя было считать совсем уж посторонним человеком.

— Они в отъезде, — объяснила Ноа. — Леонард археолог, он каждое лето уезжает в Израиль руководить раскопками. А Моника в Вене, ухаживает за моей бабушкой.

— А ты осталась тут?