Быть мужчиной

Разрезая грушу, Ноа рассказала ему о своей работе в цветочном магазине и о том, как она копит деньги на путешествие следующим летом. Она много где была с родителями, но не в Южной Америке. Если удастся добраться до Чили и еще останутся деньги, то она собирается поехать на остров Пасхи, посмотреть на монолитные головы, вырубленные из вулканического камня — они притягивали Ноа с тех самых пор, как она в детстве впервые увидела фотографии их странных лиц. Долгое время никто не знал, как первобытные создатели статуй доставляли их из каменоломен к берегу, а там устанавливали на огромных платформах, повернув лицом в глубь суши. Когда через несколько лет Леонард сказал ей, что исследователи наконец выяснили, как это делалось, Ноа испытала разочарование и не хотела ничего об этом знать, предпочитая сохранить тайну. Этим она и отличалась от Леонарда, который всю жизнь пытался до всего докопаться. Да и от Моники, профессора сравнительного литературоведения, которая принимала все меры к тому, чтобы выжать смысл из немецких и еврейских текстов. Ноа беспокоило, что ей пока никак не приходила в голову интересная профессия, в которой бы ценилось сохранение таинственности.

Ави жадно слушал, мысленно представляя, как она путешествует в одиночестве, прорываясь на автобусах сквозь джунгли, проезжая по опасным извилистым горным перевалам навстречу притягивавшим с детства тайнам. Он тоже любил путешествовать и недавно вернулся из Бангкока, где два года управлял Домом Хабада. Недаром Ноа показалось по его лицу, что он кое-что знает о жизни — возможно, это объяснялось тем, что он успел повидать мир. Во время гет, вспомнила Ноа, она поймала на себе его взгляд, и вот теперь снова заметила мимолетную яркую вспышку в его глазах, уловила в них любопытство, плохо сочетающееся с традиционным черным костюмом. Наверное, окурки у кресла на газоне принадлежали ему, а не старшему раввину — он вполне мог пристраститься в Таиланде к курению. Интересно, подумала Ноа, а какое место занимает любопытство в том мире, в котором живет Ави?

— А ты? Почему ты остался дома, а не уехал на свадьбу со всеми?

— Свадеб и так хватает. У моей матери семь братьев и сестер. У меня каждый месяц свадьба кого-нибудь из двоюродных.

Она подумала, что надо бы оставить конверт и ехать домой, но что-то ее удерживало. Длинные изящные пальцы Ави придерживали пустой стакан из-под чая. Ноа заметила, что он бросил взгляд на ее голые ноги. Она поняла, что эта кухня до сих пор не видала такой наготы, и это понимание дало ей внезапное ощущение собственной власти.

— А ты? Когда женишься ты?

За окном темнело.

— В следующем году, im yirtzeh HaShem.

Они продолжали разговаривать. Он спросил ее о работе Леонарда в Израиле, и она рассказала ему о холме Мегиддо, образованном остатками двадцати пяти цивилизаций, которые рождались, гибли от землетрясений и пожаров, а потом на их развалинах строились следующие цивилизации. Рассказала, как Леонард двадцать лет раскапывает эти слои разрушения и сам их в свою очередь разрушает, чтобы узнать правду о людях, которые там жили. Но как это делается, спросил Ави зачарованно, и она описала ему медленную методичную работу, корзины с осколками, которые собирают и сортируют каждый день, углерод-14, который используется для того, чтобы определить, когда перестало жить нечто живое, семечко или оставшееся в чаше зерно. Рассказывая об этом, Ноа почувствовала в Ави знакомую дрожь от восторга и страха, которую она сама иногда испытывала в детстве, оглядывая все вокруг себя словно с точки зрения далекого будущего и гадая, что от этого останется, из чего будут заново складывать ритуалы ушедших верований, ушедшие надежды и стремления, чтобы разрешить загадку того, почему она и все ее близкие прекратили существовать.