Быть Руси под княгиней-христианкой

Но даже не будь Ольга женщиной, чья гордость некогда оказалась уязвлена воеводшей, и не великой княгиней, нуждающейся в приобретении друзей и союзников, она всё равно не встала бы на защиту Свенельдихи и её сообщницы Круглихи. Ольга была христианкой, а посему обязана творить добро и справедливость.

   — Дева Краса, — обратилась Ольга к ведьмочке, — ты слышала, в чём тебя обвиняют. Что молвишь в своё оправдание?

   — В оправдание? — удивлённо спросила Краса. — Я расскажу правду о том, что привело всех нас троих сюда, а ты, великая княгиня, решай, кому из нас следует оправдываться. Жена воеводы Свенельда давно питает ко мне неприязнь, хотя в случившемся с ней и мужем она должна винить в первую очередь себя. Она забыла, что женщина никогда не может позволить себе быть равнодушной к семье: вначале она борется за её создание, потом за её сохранение и лад в ней, в противном случае она рискует оказаться одинокой или брошенной. Это и случилось с женой воеводы Свенельда, хотя она и продолжала жить с мужем под одним кровом. Поначалу она пыталась извести меня с помощью старух чародеек и злых заклинаний-наговоров, однако это ей не удалось. Когда же мой приёмный отец и я стали жить в тереме воеводы Свенельда, она замыслила разделаться со мной собственными руками. Она долго размышляла, какой для этого избрать способ, и решила использовать против меня мои же украшения со смарагдами, которые я ни разу не надевала до того, как оказаться в тереме её мужа. С этой целью она тайно сговорилась со своей приживалкой Круглихой, дав ей горсть серебра, и давно знакомым судьёй-головником, запросившим с неё триста шелягов[118]...

   — Это злостный навет! — выкрикнула Свенельдиха. — Она клевещет на меня! Я не позволю...

   — Замолчи! — остановила её Ольга. — Я выслушала тебя до конца, теперь черёд говорить деве. Продолжай, — обратилась она к Красе.

   — Сразу после сговора на подворье воеводского терема появилась вдова сотника Ингвара, бражничавшая доселе целую неделю с хазарскими купцами на Подоле, и прилюдно начала ходить вокруг меня кругами, пяля глаза на мои украшения. Утром следующего дня она попросила меня снят! колты и позволить ей рассмотреть их. Я выполнила её просьбу, после чего вдова тут же исчезла с подворья и вскоре заявилась в терем с судьёй-головником и двумя стражниками. Судья сообщил, что вдова сотника Ингвара обвиняет меня в умыкании её украшений, а посему, покуда не будет установлено, кому они принадлежат, он вынужден отобрать драгоценности и держать их у себя. Мне и вдове надлежало на следующий день явиться в полдень на суд со своими послухами и видоками[119], где будет решена судьба спорных украшений и каждой из нас: одна станет хозяйкой драгоценностей, а другая примет кару за умыкание чужого добра или умышленный навет на невинного человека. Отобрав у меня украшения и отпустив на улице стражников, судья поспешил на торжище, где его поджидала жена воеводы Свенельда, и передал ей один из колтов...

   — Дева возводит на меня хулу! — прервал рассказ Красы крик судьи. — Я не брал у воеводши золото и не передавал ей колт!

   — Хулу? — Ольга смерила судью уничтожающим взглядом. — Не думаю, поскольку не первый раз слышу о твоих неправедных делах. Кажется, настала пора поставить тебя на место, и сегодня я сделаю это. Но вначале пусть дева закончит свой рассказ.

   — Получив колт, жена воеводы Свенельда отправилась к херсонскому купцу Петронию, торговцу золотыми изделиями и самоцветами, и попросила заменить смарагд в кольте на такой же по величине, но чуть светлее по цвету. Петроний подобрал ей нужный камень, однако он был немного крупнее, и дабы это не особенно бросалось в глаза, Иоанн, Петрониев златокузнец, вдвое уменьшил толщину лапок, крепивших новый смарагд. Купец Петроний и его златокузнец — христиане, и после целования креста расскажут правду, отчего на одном из колтов несколько лапок тоньше других, а один из смарагдов светлее прочих. А самоцвет, что прежде был в колте, сейчас лежит в опочивальне жены воеводы Свенельда в шкатулке из южного дерева-самшита с тремя золотыми застёжками.

   — Дева Краса, мне ничего не стоит послать стражников за купцом и его златокузнецом, но жена воеводы Свенельда могла хорошо заплатить им за молчание, к тому же среди христиан не меньше лжецов и клятвопреступников, чем среди язычников. А смарагд из опочивальни жены воеводы, даже если будет как две капли воды схож с теми, что в колтах, не подтвердит истинности твоего рассказа, ибо не сможет ответить, когда и как очутился в шкатулке. Нет ли у тебя иных видоков и послухов, могущих доказать, что драгоценности твои, а не вдовы сотника Ингвара?