Быть собой: новая теория сознания

Получается. Начав с принципа, что мозг должен делать умозаключения о скрытых источниках своей входящей сенсорной информации, мы пришли к новому пониманию, почему и как наша внутренняя вселенная оказывается заполненной всем тем — от чашек кофе до оттенков цвета и каузальности, — что кажется нам свойствами внешней объективной действительности, где это впечатление само по себе составляет свойство перцептивного вывода. И именно это свойство «казаться реальным» подогревает дуалистические интуитивные представления о том, как взаимосвязаны сознательный опыт и физический мир, — представления, которые, в свою очередь, подводят нас к идее трудной проблемы. Именно потому, что наше восприятие носит феноменологический характер «реальности», так необычайно трудно признать, что на самом деле перцептивный опыт не обязательно должен (если вообще должен) непосредственно соотноситься с тем, что существует независимо от сознания. Кресло существует независимо от сознания, а кресельность — нет.

Как только мы это уясним, нам станет проще признать трудную проблему не такой уж трудной — или даже совсем не проблемой. Верно и обратное: если трактовать содержание нашего перцептивного опыта как реально существующее во внешнем мире, трудная проблема сознания покажется особенно трудной. А ведь именно к такой автоматической трактовке подталкивает нас феноменология нормального сознательного восприятия.

Как было и с изучением жизни столетие назад, необходимость найти «особый соус» для сознания снижается прямо пропорционально нашей способности различать разные составляющие сознательного опыта и объяснять их с точки зрения механизмов, находящихся в их основе. Развеивать трудную проблему постепенно — это не то же самое, что решить ее разом или безоговорочно опровергнуть, но это оптимальный способ продвижения вперед, и он гораздо лучше, чем превозносить сознание как волшебную тайну или отмахиваться от него как от метафизически иллюзорной не-проблемы. И когда мы учитываем, что перцептивными построениями выступают не только картины нашего восприятия мира, наше исследование набирает обороты.

Самое время спросить: кто или что осуществляет всю эту перцепцию?

Часть III Наше «я»

Глава 7 Делирий

Летом 2014 г. в отделении экстренной хирургии оксфордской больницы им. Джона Рэдклиффа моя мама впала в вегетативное состояние. У нее развилась энцефалопатия — заболевание головного мозга. Причину так окончательно и не установили; маму клали в больницу с раком кишечника, и неврологические проблемы стали полной неожиданностью. Я срочно прилетел с конференции в Брисбене, опасаясь самого худшего. Мама выкарабкалась, хотя и медленно, однако этот ее нарастающий с каждым часом распад сознания я не забуду никогда. Сама она, к счастью, почти ничего из этого не помнит.

Прошло четыре года. На дворе 2018-й, разгар небывалой жары и очередного летнего чемпионата мира по футболу. На этот раз никакого вегетативного состояния. Теперь у мамы, которой уже 83, возник так называемый больничный делирий — другая разновидность распада ощущения себя и окружающего мира. За две недели до этого ее срочно привезли в клинику Рэдклиффа с рецидивом выраженных болей в кишечнике. Спустя два дня после поступления в больницу, пока врачи пытались понять, удастся ли обойтись без операционного вмешательства, у нее начались сильные галлюцинации и бред, и я приехал из Брайтона, чтобы быть рядом.

Всплывшее как будто из средневековых трактатов слово «делирий» происходит от латинского delirare — «быть вне себя, безумствовать». В словаре делирий обозначается как «острое состояние расстроенного сознания, характеризующееся беспокойством, наличием иллюзий и бессвязностью речи». В отличие от деменции, которая представляет собой хроническое дегенеративное состояние, делирий рано или поздно отступает, хотя длиться может неделями. По мне, так от этого слова веет сумасшедшими домами викторианской эпохи, и поэтому так странно видеть его в официальных диагнозах в английской больнице XXI в. Однако, если подумать, ничего удивительного здесь нет — просто очередное напоминание о том, что наша психиатрия еще только в самом начале пути.

Мамино состояние это словарное определение описывает вполне точно. Когда я прихожу в палату, она сидит, сгорбившись, в кресле, без улыбки, растрепанная, помятая, с пустым безразличным взглядом. Рассказывает мне о людях, которые ползают по стенам, говорит, что не помнит, где она и почему она здесь. Связь с реальностью и понимание того, кто она такая, слабеют.